– Джесс...
– Поэтому ты не смеешь сидеть здесь и говорить мне о том, что ваш клиент не имеет отношения к этому исчезновению. Ты не смеешь убеждать меня в том, что Конни могла бросить своего сына хотя бы на день или на два, потому что я-то знаю, что она этого не сделает. Мы оба знаем, что Рик Фергюсон несет ответственность за все, что произошло с Конни Девуоно. И мы оба знаем, если не верить в чудеса, что она погибла.
– Джесс...
– Разве нам это неизвестно, Дон? Разве мы оба не знаем, что ее нет в живых? Знаем. Мы оба знаем это. И нам надо найти ее, Дон! – Невольные слезы оставили след на щеках Джесс. Тыльной стороной руки она пыталась стереть их, но они полились еще быстрее.
Дон поспешно встал и подошел к ней, но она отпрянула. Она не хотела, чтобы ее утешали.
– Нам надо найти ее тело, Дон, – продолжала Джесс, ее начало трясти. – Потому что если мы этого не сделаем, этот ребенок всю оставшуюся жизнь будет искать ее в толпе, думая, что он увидел ее, думая, что он сделал такого страшного, что заставило ее не возвращаться домой. И даже когда он вырастет и когда разумом вынужден будет признать, что в живых ее нет, он все равно не будет верить этому. В глубине души он всегда будет в этом сомневаться. Он никогда не узнает всю истину. Он никогда не сможет освободиться от этих мыслей, он всегда будет горевать о ней, горевать о самом себе. – Она замолчала, позволила Дону заключить себя в объятия, прижать к груди. – Надо решить эту загадку, Дон. Надо ее решить!
Они несколько минут простояли в такой позе. Были так близки друг к другу, что, казалось, дыхание исходило из одного организма. Наконец тишину нарушил Дон.
– Я тоже скучаю по ней, – спокойно произнес он, и Джесс поняла, что он имел в виду ее мать.
– Я думаю, что со временем боль утихнет, – сказала Джесс, позволив Дону отвести себя к тахте. Она сидела радом с ним, он обнимал ее, покачивая.
– Все это просто отходит все дальше в прошлое, – заметил он.
Она грустно улыбнулась.
– Я так устала.
– Положи голову мне на плечо, – предложил он, и она сделала это, признательная за то, что ей указывали, что надо делать.
– А теперь закрой глаза и попытайся вздремнуть.
– Я не смогу заснуть. – Она сделала слабую попытку подняться. – Мне действительно надо съездить к миссис Гамбала.
– Миссис Гамбала сама позвонит тебе, когда что-нибудь узнает о Конни. – Он прижал ее голову к своему плечу. – Т-сс, усни.
– А как же твоя подружка?
– Триш взрослая. Она поймет.
– Да, она очень понятливая. – До Джесс донеслась пустота ее голоса, она чувствовала, что ее сознание тупеет, глаза смыкаются. Она с усилием открыла отяжелевшие веки. – Возможно, потому, что она работает в больнице.
– Ш-ш.
– Похоже, она неплохой человек.
– Она славная.
– Но мне она не нравится, – сказала Джесс, закрывая глаза.
– Знаю, что не нравится.
– Сама я не очень хороший человек.
– И никогда не была хорошим человеком, – продолжил он ее мысль, и Джесс почувствовала, что он улыбнулся.
Она могла ответить тоже улыбкой, но мышцы лица не повиновались ей. Они находились в покое.
В следующее мгновение она заснула, и зазвонил телефон.
Она открыла глаза и увидела себя в стерильно чистом кабинете врача.
– Звонят вам, – сказал доктор, вынимая из сумки черный телефонный аппарат. – Это ваша мать.
Джесс взяла трубку.
– Мама, ты где находишься?
– Произошел несчастный случай, – ответила ей мать. – Я нахожусь в больнице.
– В больнице?
– В отделении мозговых заболеваний. Меня подключили ко всем этим аппаратам.
– Я сейчас же приеду.
– Поторопись. Долго я не смогу ждать.
Джесс оказалась вдруг перед нортвестернской больницей Мемориал, дорогу ей преградили шеренги разгневанных пикетчиков.
– Против чего вы протестуете? – спросила Джесс медсестер, в частности молодую женщину с короткими светлыми волосами и глубокими ямочками на щеках, которые очень сильно выделялись на лице.
– Против двуличия, – ответила просто женщина.
– Не понимаю, – пробормотала Джесс, перенесясь в следующую секунду в оживленную комнату для медсестер. Полдюжины молодых женщин в накрахмаленных белых шапочках, в поясах для чулок стояли возле стойки, увлеченно разговаривая. На Джесс никто даже не взглянул.
– Я пришла сюда к матери, – крикнула Джесс.
– Вы разминулись с ней, – ответила одна из медсестер, хотя губы ее не шевелились.
– Куда она отправилась? – Джесс повернулась и схватила за рукав проходившего мимо санитара.
Перед ней возникло лицо Грега Оливера.
– Ваша мать ушла, – ответил он ей. – Она пропала.
В следующее мгновение Джесс уже была на улице, где был родительский дом. На углу стоял длинный белый лимузин, мотор работал на холостых оборотах. Джесс наблюдала, как открылась дверца машины, и из нее на тротуар вышел мужчина. Было темно, и Джесс не могла толком разглядеть его лицо. Но она чувствовала, что он медленно приближается к ней большими шагами, чувствовала, что он поднимается по парадной лестнице за ней, протягивает к ней руку. Тогда она открыла дверь и захлопнула ее за собой. Он сильно надавил лицом на сетчатую дверь, его отвратительная ухмылка проступала через ячейки решетки.
Она издала вопль, ее крики пронзили границу между сном и явью, разбудив ее с резкостью будильника. Она вскочила на ноги, как сумасшедшая, размахивая в темноте руками. Где она находилась?
Дон тут же подскочил к ней.
– Джесс, все в порядке, все в порядке! Тебе приснился дурной сон.
Она все вспомнила: вечеринка, вино, Триш, миссис Гамбала, Дон.
– Ты все еще здесь, – с благодарностью произнесла она, опять падая в его объятия, вытирая с лица слезы, перемешанные с испариной, пытаясь успокоить отчаянно колотившееся сердце.
– Глубоко дыши, – посоветовал он. Его голос звучал неровно, сонно: – Хорошо, деточка. Вдох. Теперь выдох. Полнее. Правильно. Получается.
– Мне приснился старый сон, – прошептала она. – Помнишь? Сон, в котором меня поджидает смерть.
– Ты же знаешь, что я не позволю никому причинить тебе зло, – успокоил он ее более твердым голосом. – Обещаю, что все будет в порядке.
Совсем как мать, думала она, уютно чувствуя себя в его руках.
Примерно полчаса ее голова покоилась у него на плече, потом он проводил ее в спальню.
– Думаю, время ложиться спать. Ничего, если я оставлю тебя одну?
Джесс слабо улыбнулась, когда Дон уложил ее, одетую, под одеяло ее двуспальной кровати. С одной стороны, ей хотелось, чтобы он остался, а с другой – чтобы ушел, такие же противоречивые желания раздирали ее, и когда они жили вместе. Будет ли она когда-нибудь знать с полной определенностью, чего же она хочет? Повзрослеет ли она наконец?
Но разве это возможно без матери?
– Со мной будет все в порядке, – заверила она его, когда он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. – Дон?..
Он замер.
– Ты славный человек, – сказала она ему.
Он засмеялся.
– Как ты думаешь, ты вспомнишь об этом через несколько дней?
Она слишком устала, чтобы спрашивать его, что он имеет в виду.
– Ты – ублюдок! – кричала она всего через двое суток. – Кусок дерьма!
– Джесс, успокойся! – Дон, пятясь, обходил овальный деревянный стол, пытаясь оставаться от своей бывшей жены на расстоянии вытянутой руки.
– Не думала, что ты выкинешь такой трюк!
– Можешь ты хотя бы не кричать?
– Дерьмо! Подхалим! Ты... дерьмо собачье!
– Понял вас, коллега. А теперь, не считаешь ли ты, что тебе надо успокоиться и мирно обсудить этот вопрос, как и положено двум разумным адвокатам?