Джесс начала поглаживать свои покрытые лаком ногти. Она молчала.
– А Морин закончила образование, – продолжала Стефани. – Она уже стала самостоятельным человеком, когда встретила Барри и вышла за него замуж. Не думаю, что ваша мать имела бы что-нибудь против того, чтобы отвлечься на время от дел и создать собственную семью.
– Я не говорю, что мама не захотела бы, чтобы Морин вышла замуж и завела детей, – заявила Джесс, подогреваемая чувством гнева. – С какой стати? Мама любила детей. Ей нравилось быть замужем. Она старалась быть прекрасной женой и матерью, о чем мужчина только может мечтать. Но...
– Но что?
– Но она хотела для своих дочерей большего, – ответила Джесс. – Разве в этом есть что-нибудь плохое? Что в этом ужасного?
– Это зависит от того, чего хочет сама дочь.
Джесс зажала верхнюю губу пальцами правой руки и подождала, пока несколько успокоится сильное сердцебиение, потом продолжила разговор:
– Послушайте, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать Морин или свою мать.
– А зачем же вы пришли?
– Честно говоря, не знаю.
Наступило непродолжительное молчание. Впервые Джесс заметила часы на письменном столе Стефани. Она наблюдала, как минутная стрелка дернулась и опять остановилась. Зря пропала еще одна минута. Время бежит, подумала она, а у нее столько незаконченных дел. На час тридцать у нее назначена встреча с медицинским экспертом, на три часа – беседа со свидетелем убийства из самострела, в четыре – разговор с несколькими полицейскими, Она могла бы использовать это время, чтобы подготовиться. Зачем она попусту тратит здесь свое драгоценное время?
– Что вы делали вчера вечером, когда позвонили мне? – спрашивала между тем Стефани Банэк.
– Что значит, что я делала?
Стефани Банэк смутилась.
– Конечно, этот вопрос слишком прямой, Джесс. Что вы делали до того, как позвонили мне вчера?
– Ничего.
– Ничего. Ни с того ни с сего вы сказали себе: «Ой-ой-ой, я же несколько лет не видела Стефани Банэк. Думаю, надо ей звякнуть».
– Что-то в этом роде.
Опять молчание.
– Джесс я не смогу вам помочь, если вы не дадите мне шанс.
Джесс хотелось выговориться, но она не могла этого сделать.
– Джесс, зачем вы попросили у сестры номер моего телефона?
– И не думала просить.
– Значит, она сама предложила вам позвонить мне?
Джесс пожала плечами.
– Почему бы это?
– Вам придется спросить ее.
– Послушайте, может быть, дело в том, что я являюсь подругой вашей сестры. Но вам следует знать, что все, сказанное мне, остается строго между нами. А, может быть, вы предпочитаете, чтобы я рекомендовала вам кого-нибудь другого...
– Нет, – быстро отозвалась Джесс. – Дело не в вас, а во мне.
– Расскажите мне о себе, – любезно попросила Стефани Банэк.
– У меня случаются приступы беспокойства.
– Что вы имеете в виду под приступами беспокойства?
– Чувство тревоги, паники.
– Что же происходит, когда вас охватывают такие чувства?
Джесс уставилась себе на колени, заметила, что часть лака с ногтей соскочила, и кусочки его лежат на черной юбке, как блестки.
– Задыхаюсь. Тело немеет. Доги не идут, слабеют, их начинает покалывать. Грудь сдавливает. Наступает паралич. Я в буквальном смысле не могу пошевелиться. Появляется тошнота, меня вот-вот может стошнить.
– Давно ли у вас появились такие приступы?
– Они возобновились неделю назад.
– Возобновились?
– Да.
Стефани Банэк положила ногу на ногу.
– Вы сказали, что они возобновились несколько недель назад.
– Разве?
– Да.
– Кажется, именно это называют «фрейдовской оговоркой». – Джесс нервно рассмеялась, Неужели подсознательно она готова раскрыть все свои секреты?
– Значит, эти приступы не являются чем-то новым? – Но эта фраза больше походила на утверждение, чем на вопрос.
– Не совсем. – Джесс помолчала, потом продолжала: – Такие приступы мучили меня после исчезновения матери. Почти каждый день в течение по крайней мере года, потом реже в течение нескольких лет.
– Потом они прекратились?
– У меня не было никаких приступов по меньшей мере четыре года.
– А теперь они возобновились?
Джесс кивнула.
– Они стали накатываться на меня все чаще. Длиться дольше. Становиться тяжелее, болезненнее.
– И все это пришло к вам опять, как бы говорите, несколько недель назад?
– Да.
– Как вы думаете, что вызвало приход этой новой волны?
– Не могу сказать с уверенностью.
– Есть ли какая-нибудь закономерность в появлении приступов?
– Что вы имеете в виду под закономерностью?
Стефани Банэк сделала паузу, потерла пальцами свой точеный нос.
– Случаются ли эти приступы в какое-то определенное время дня или ночи? Не испытываете ли вы их на работе? Когда вы находитесь в одиночестве? В каком-то определенном месте? В присутствии каких-то конкретных людей?
Мысленно Джесс по очереди обдумала все эти вопросы. Приступы действительно случались с ней в любое время дня и ночи. Бывали они на работе, в квартире, когда она находилась дома одна, когда шла по оживленной улице, смотрела кино, выходила из ванной после душа.
– Никакой закономерности нет, – ответила она упавшим голосом.
– Был ли у вас приступ вчера вечером, перед тем, как вы позвонили?
Джесс кивнула.
– Что вы делали?
Джесс рассказала ей, что собиралась идти на встречу с родственниками.
– Я все разложила, все подготовила.
– Вы собирались на встречу с новой дамой в жизни вашего отца?
– Да, – призналась Джесс.
– Представляю себе, как вы волновались.
– Ну, это отнюдь не самое приятное, что мне хотелось бы испытать, что, думаю, выставляет меня в дурном свете.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я должна была бы желать счастья своему отцу.
– А вы этого не желаете?
– Наоборот. – Джесс почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она пожала плечами, чтобы сдержать их. – Вот этого-то я и не понимаю. Я действительно хочу, чтобы он был счастлив. То, что приносит ему счастье, приносит счастье и мне.
– Почему?
– Что «почему»?
– Почему, то, что приносит счастье другому человеку, приносит и вам счастье? Вы предъявляете к себе слишком большие требования, Джесс. Чересчур большие.
– Похоже, что у Морин в аналогичной ситуации не возникает никаких проблем.
– Морин – другой человек.
Джесс мысленно быстро просеяла все, что она сказала до этого момента.
– Но причина не может заключаться в моем отце. Приступы начались еще до того, как я узнала, что он с кем-то сошелся.
– Когда точно они начались?
Джесс вспомнила ночь, когда она проснулась вся дрожа, в холодном поту.
– Я спала в своей кровати. Мне приснился кошмар, от которого я проснулась.
– Вы не помните, в чем заключался этот кошмар?
– Что-то, связанное с матерью, – ответила Джесс. – Я пыталась отыскать ее, но не смогла.
– Думали ли вы о своей матери, перед тем, как лечь спать?
– Не помню, – солгала Джесс. Весь тот день она только и думала, что о матери. Кошмар накатился на нее раньше в тот же день, в зале суда, во время рассмотрения дела об изнасиловании Эрики Барановски. Тогда ей показалось, что она увидела мать, глядя на лицо женщины – присяжного заседателя.
Ей больше не хотелось говорить о матери.
– Послушайте, мне кажется, я понимаю, почему это происходит, – объявила Джесс. – Мне кажется, это связано с мужчиной, против которого я выступаю обвинителем. – Ей показалось, что она увидела отражение лица Рика Фергюсона в стекле рамки со степенями Стефани Банэк. – Он позволил себе некоторые угрозы...
– Какого типа угрозы?
«Люди, которые меня беспокоят, обычно пропадают...»
Пропадают.
Как ее мать.
«Мне этого не надо, Джесс. Мне не надо этого от тебя!»