– Дон, это невозможно!
– Джесс, вряд ли у нас есть выбор.
– Но что будет, если снегопад не прекратится к полуночи? Что случится, если утром мы не сможем выехать?
– Тогда Нейл попросит о переносе заседания, – просто ответил Дон. – Джесс, ты не виновата, что выдалась такая погода.
– А если мы уедем прямо сейчас?
– Тогда, возможно, мы проведем ночь в сугробе. Но я готов рискнуть, если ты этого хочешь.
Джесс смотрела в окно на разыгравшуюся пургу. Она должна была признать, что ехать куда бы то ни было в такую погоду было настоящим безумием.
– Скоро ли мы будем ужинать? – спросила она.
– Звонил сыщик Мэнсфилд, – сказала Джесс, отодвинув от себя по белому пушистому ковру телефонный аппарат, рассеяно наблюдая, как пляшет огонь в камине, языки которого напоминали гремучих змей, готовых в любой момент ужалить. – Ни в одном из клубов любителей лука и стрел, с которыми они связались, они не напали на след Терри Вейлса.
– Показывали ли они его фотографию?
Джесс кивнула.
– Никто такого не видел.
– Но остаются еще два места, не так ли?
– Два. Но до утра мы не сможем с ними связаться.
– Тогда единственное, что нам остается, это хорошенько выспаться. – Дон сидел рядом с Джесс на полу. Он взял телефонный провод, накрутил его на палец, подтянул к себе аппарат и опять поставил его на маленький столик между двумя диванами.
Джесс наблюдала за движением его рук, зачарованная медленными, круговыми движениями. Когда она заговорила, то произносила снова медленно, как будто она находилась в глубоком трансе.
– Говорила ли я тебе о том, что, по словам следователя по делам об убийстве, горло Конни было так сильно затянуто проволокой, что чуть не отвалилась голова?
– Джесс, попытайся не думать сейчас об этом, – сказал Дон, заключая ее в объятия. – Перестань, у тебя хороший ужин, прекрасное вино, и сейчас не время...
– Это моя вина, – сказала она ему, представляя себе, как проволока перерезала горло Конни.
– Твоя вина? Джесс, о чем ты говоришь?
– Если бы я не уговорила Конни, что ей надо давать показания, то она осталась бы жива.
– Джесс, это нелепо! Откуда ты это знаешь? Ты не можешь винить себя.
– Наверное, это было ужасно, – продолжала Джесс, вся содрогнувшись и оказавшись в еще более крепких объятиях Дона, – чувствовать, как проволока режет твое горло и к тебе пришла смерть.
– Господи, Джесс!
Глаза Джесс наполнились слезами, и они потекли по щекам. Дон тут же начал стирать слезы, сначала пальцами, потом губами.
– Все в порядке, детка, – тихо приговаривал он. – Все будет в порядке. Вот посмотришь, все будет в полном порядке.
Его губы были нежными, успокаивающими, скользя по щекам к краешкам ее рта, своими губами он нежно накрыл ее губы.
Джесс зажмурилась, вспомнив, как Адам потянулся над обеденным столом и поцеловал ее, почувствовала, что она отвечает на поцелуй Дона и, сознавая, что поступает неправильно, была уже не способна остановиться.
Как давно этого не было, думала она, мысленно представляя себе, что она обнимает Адама, хотя под ее красным свитером были руки Дона, которые расстегивали молнию на ее джинсах. Ей представлялось, что ее ласкает Адам, хотя рядом находился Дон, что нежные губы и пальцы Адама вызвали у нее разрядку еще даже до того, как Дон совокупился с ней.
– Люблю тебя, Джесс, – донесся до нее голос Адама, но когда она раскрыла глаза, она увидела Дона.
Глава 18
Сон начался с того же, с чего начинался всегда. В приемной доктора. Доктор подает ей телефонную трубку, говорит, что звонит ее мать.
– Я снимаюсь в главной роли в кинофильме, – говорит ей мать. – Хочу, чтобы ты приехала и посмотрела мою игру. Билеты для тебя будут оставлены в кассе.
– Я приеду, – обещает Джесс. Через несколько секунд она оказывается в кинотеатре и спрашивает билеты у жующей жевательную резинку кассирши.
– Вам никто билетов не оставлял, – говорит ей девушка. – Билетов не осталось, все проданы.
– Вы ищите билетик? – спрашивает ее миссис Гамбала и подает ей один билет. – Сама я не могу пойти в кино. Моя дочь проглотила черепашку и умерла, поэтому у меня оказался лишний билет.
В зрительном зале свет уже погасили, начинался сеанс. Джесс нашла незанятое место возле прохода, стала ждать.
– Я обнаружила опухоль в груди, – говорила мать с экрана. Но чья-то спина почти закрыла от Джесс изображение на экране. Как отчаянно она ни старалась увидеть картинку, как ни пыталась заглянуть за эту спину, ничего не получалось.
– Я сама виновата, – прошептала она судье Харрису, который сидел рядом с ней. – Если бы я пошла к доктору в тот день вместе с ней, как я обещала, она бы не пропала.
В следующее мгновение она уже оказалась на улице, готовая подняться по ступенькам резного дома, когда на углу улицы остановилась белая машина, из нее вышел мужчина и направился прямо к ней, его лицо оставалось в тени, руки вытянуты в стороны. Она взбежала по лестнице, чувствуя, что он следует за ней по пятам, стала лихорадочно нащупывать пальцами замок. Но замок оказался сломанным. Она изо всех сил потянула за сетчатую дверь, почувствовала, что пальцы соскальзывают с дверной ручки, знала, что смерть находится совсем рядом.
Джесс вздрогнула и села на пол, обливаясь холодным потом, прерывисто и с трудом дыша.
Она не сразу сообразила, где находится.
– О Господи! – простонала она, увидев рядом с собой на белом пушистом ковре Дона, который мирно спал; в камине за предохранительной сеткой догорали угольки, жалкие остатки жаркого пламени. – О Господи! – снова прошептала она, скидывая с себя одеяло, которым он, видимо, прикрыл ее. Она собрала свою одежду, валявшуюся рядом. Как она могла позволить случиться тому, что произошло между ней и Доном?
«Люблю тебя», – все еще звучали в ее ушах его слова.
Я тоже тебя люблю, хотелось ей теперь сказать ему, но она не могла этого сделать, потому что она его не любила, не любила так, как он любит ее. Она использовала его, использовала его чувства к себе, его глубокую привязанность к ней, использовала его любовь, которую он питал к ней и которая не проходила. Ради чего? Ради того, чтобы она на несколько минут почувствовала себя лучше? Не так одиноко? Не так испуганно? Затем, чтобы опять причинить ему боль? Снова разочаровать его? Точно так же, как она разочаровывает и причиняет боль всем другим людям, которые любят ее.
Дрожащими руками она натянула на себя штанишки и бюстгальтер. Ее начало трясти, она дышала все еще с большим трудом, как будто ее обвил гигантский удав и теперь постепенно душит в своих кольцах. Джесс, шатаясь, поднялась на ноги, натянула через голову свитер, отчаянно стараясь согреться.
Упав на диван, стоявший позади нее, она подтянула коленки к груди и обхватила свои ноги, все ее тело постепенно начало неметь.
– Нет! – негромко вскрикнула она, не желая будить Дона, эгоистично думая о том, чтобы он проснулся сам, обнял бы ее, отогнал от нее кошмары.
Глубоко дыши, говорила она себе, а невидимый удав усиливал свою гибельную хватку, распространив свои кольца от кончика пальцев до шеи, совершенно прерывая ей доступ воздуха. Она мысленно увидела холодные глаза змеи, увидела ее раскрытую вожделенную пасть, почувствовала, как окончательно сдавливается ее грудная клетка.
– Нет, – задыхаясь, вымолвила она, стараясь побороть подступившую тошноту, борясь с воображаемым мучителем. – Нет!
Вдруг она увидела лицо Адама, услышала его голос. «Не сопротивляйтесь, – говорит он ей. – В следующий раз, когда у вас начнется такой приступ, не боритесь с ним. Отдайтесь полностью во власть этого приступа».