Почти все писатели – ну, большинство, по крайней мере, – рано или поздно берутся писать о детстве. И там обязательно появляется немало автобиографического – то есть того, что помнится из того времени самого светлого. И даже когда детство довольно-таки ужасное – как, например, в «Детстве» Максима Горького (то есть Алексея Максимовича Горького, настоящая фамилия Пешков), едва ли не самой лучшей его книжке, – то все равно и там найдется немало трогательных страниц: например, о доброй, любящей бабушке.
Был в России такой писатель – Алексей Николаевич Толстой. Он родился в 1882 году в Заволжье – то есть в тех местах, что простираются за левым берегом средней части Волги, примерно до Урала. (А если вы знаете города Заволжск и Заволжье – как раз на правом берегу, – так это их назвали так уже в 1950—1960-е годы. Тогда советская власть не очень-то считалась с традиционными историко-географическими представлениями.)
Так и названа одна из первых его повестей – «Заволжье».
Там, в именье отчима, прошло его детство.
Вскоре после Октябрьского переворота А. Толстой вместе с семьей – женой и родившимся в 1917 году сыном Никитой – покинул Москву, где резко изменилась к худшему жизнь, начиналось голодное и холодное время. Он попал в Одессу, а оттуда – в эмиграцию: сначала в столицу Турции Стамбул, потом – в Париж, а через два года – в Берлин.
И в 1923 году принял решение вернуться в Россию – теперь уже в советскую. Это его решение, а также дальнейшая жизнь и работа в качестве советского писателя – тема большая и сложная. О ней мы говорить на этих немногих страницах не будем. А речь пойдет о повести, которую он написал в 1920 году в Париже, – «Детство Никиты». На мой вкус – самом замечательном его сочинении.
Правда, еще стоит помнить, что он же пятнадцать лет спустя написал «Золотой ключик, или приключения Буратино» – не перевел, а талантливо пересказал, очень многое придумав по-своему, одну итальянскую сказку про деревянного человечка. Но про Буратино и голубоглазую Мальвину, про ее пуделя Артемона, а также про торговца пиявками, про старую черепаху Тортиллу и многих других вам, наверно, давно прочитали взрослые – еще когда вы не умели читать.
А в старших классах неплохо бы прочитать и объемистый роман «Петр Первый». Уже несколько поколений читателей с удовольствием цитируют почему-то всем запомнившуюся наизусть первую фразу романа, начинающегося в деревенской избе: «Санька соскочила с печи, задом ударила в забухшую дверь».
Но «Петра Первого» можно, честно говоря, прочитать в любом возрасте. И потому вернемся к «Детству Никиты», которого можно прочитать или в детстве-отрочестве, или никогда.
В мои руки эта скорее тонкая, чем толстая книжка попала, когда мне было семь лет.
Прекрасно помню тот замечательный день. Ранняя весна, яркое мартовское солнце заливает нашу комнату. Я сижу почему-то на полу, на старом вытертом ковре, который называют «палас», и читаю, испытывая непрекращающееся чувство счастья. Квадратики солнца (от оконного переплета) на ковре каким-то образом это чувство усиливают – тем более что и в повести, которую я читаю, тоже все время льется солнечный свет.
…Читаю – а сама то и дело поглядываю: сколько осталось до конца. И очень огорчаюсь, что остается все меньше и меньше. Потому что читаю я быстро, взахлеб. Но остановиться или начать медлить – нет никаких сил. Мне нравится каждая страница, и чем дальше – тем больше.
Первая глава как раз так и называлась – «Солнечное утро»: «Никита вздохнул, просыпаясь, и открыл глаза. Сквозь морозные узоры на окнах, сквозь чудесно расписанные серебром звезды и лапчатые листья светило солнце. Свет в комнате был снежно-белый…
…Никита вылез из кровати и на цыпочках прошелся по горячим солнечным квадратам на полу…
В это время дверь приотворилась, и в комнату просунулась голова в очках, с торчащими рыжими бровями, с ярко-рыжей бородкой. Голова подмигнула и сказала:
– Встаешь, разбойник?»
Это был Никитин учитель, Аркадий Иванович.
Вы подумаете: «Какой еще учитель? Он ведь еще не учится и вообще дома проснулся!..»
Но в том-то и дело, что когда я написала вначале о счастливом времени детства – без школы, без уроков, – то к детям из дворянских семей и вообще из семей высокообразованных это вовсе не относилось. Задолго до гимназии, с довольно-таки раннего детства им нанимали домашних учителей. И те каждый день занимались с детьми всеми предметами, а особенно языками.