Вадим внутренне весь сжался, но вышел вслед за монахом, боязно, да он так толком ничего и не умел.
— Отец Анисим, а когда можно будет, эээ… потрапезничать?
— А мы сейчас узнаем, что ты умеешь, и тогда разберёмся с тобой, по заслугам и еда будет. От нас ещё никто голодным не ушёл, ведь наш долг помочь любому страждущему! Увы, мы не всесильны. В последние годы по всей земле русской царит разброд и шатание, да о чём уж там говорить… Оскудела округа, то и нас коснулось.
— Угу.
Вадим задумался.
— А какой год сейчас, отец Анисим?
— Так лето 7114, а если от Рождества Христова, то 1606 год, а ты, никак, забыл?
— Нет, себя проверяю, запутался. Когда мертвяк напал, я и про себя забыл, еле отбился.
— О, как! А как ты, отрок, отбился от него?
— Вырвал кол из ограды и в глаз ему саданул, он и сдох.
— Вот так вот вдарил, и он сдох?
— Да, испугался я сильно и от страха ударил.
— Ммм, а оружно умеешь ли ты бороняться, али копьём, али мечом и щитом?
Вадим поневоле потянулся рукой к своему коротко остриженному затылку. Вот вопрос так вопрос. А и действительно, умеет ли он? Память услужливо стала показывать варианты его умений. В армии ему не довелось послужить, даже солдатом. Драться руками и ногами мог, но не всерьёз, что называется. Так, применял пару приёмчиков в уличной драке, ходил то на дзюдо, то на самбо, но ничему толком и не научился.
Что ещё? Ну, ножом умел владеть, метал как-то по малолетству в деревья, рапиру в руках держал. Друг на секцию ходил, приносил с собой, чтобы потренироваться с кем-то. Бегали как-то с палками вместо мечей, когда совсем уж мелким был. На этом всё. В огнестрельном оружии, впрочем, он разбирался и даже мог стрелять, у деда ружьё было, тот показывал внуку.
— Ножом владею, дротиком, да огнестрелом. Вадим чуть было не сказал: «Ружьём», но вовремя прикусил язык.
— Огнестрелом? Пищалью?
— И пищалью, и пистолем, — вспомнил название средневекового пистолета Вадим.
— Мм, неужто правда?
— Правда, правда! — заверил его Вадим.
— Ну, пищали у нас нет, а вот топор есть. Топором владеешь?
Вадим пожал плечами, а что там владеть?
— Владею! И многим прочим инструментом тоже, молотком или пилой.
— Пилой? Слыхом о том не слыхивал, хотя, погоди, так ты, может, пильник или тёрщик. Говорил в Москве один иноземец, что такое возможно. У них в Голландии целые пильные мельницы есть. Но то иноземный инструмент, а у нас только топор и есть самый главный инструмент.
— Ну, наверное, топором я могу.
— А на поле работать ты умеешь?
— Умею, и копать, и убирать, и все остальное. Картошку там или помидоры.
— Картошку?
Вадим снова почесал затылок. Опять лоханулся. Какая картошка в 16 веке?
— Это корень такой редкий. А так я любую зелень, огурцы и вообще всё могу выращивать.
Вадим ни секунды в этих навыках не сомневался, спасибо деду с бабкой, научили.
— Угу, а считать ты умеешь?
— Да.
— А ну-ка, сосчитай, сколько дров вон в поленнице.
Вадим подошёл к поленнице и стал громко считать: — раз, два,… тридцать два… семьдесят девять… девяносто шесть.
Отец Анисим молча смотрел и никак не выражал своё удивление.
— А читать и писать ты умеешь?
— Умею, но плохо. Читать лучше, писать хуже, — тут Вадим перестраховался. Он и не видел ещё местных, по большей части церковных книг, но подозревал, что там мало что сможет разобрать.
Он, всё же, языка своих древних предков не знал. В голове всплыли картинки с витиеватыми буквицами старославянского алфавита. Нет, прочитать и тем более написать эти загогулины ему будет невозможно. Но постепенно научиться в этом разбираться для него, человека двадцать первого века, не должно стать серьёзной проблемой.
— Хорошо, поможешь мне книги разобрать. Да и посмотрим, что ещё ты умеешь, и к чему можно будет тебя пристроить. А вот то, что батька тебя с оружием не научил обращаться, это удивительно!
— Научил, но я больше к огнестрелу приучен, с саблей и топором не слишком ловок.
— Значится, в огненные стрельцы прочил тебя тятя твой.
— Да, или в дьяки.
— Ладно, пойдём, обойдём наше хозяйство, и я тебе расскажу, что да как. Нас всего тута двадцать семь человек. Настоятель, а с ним десяток чернецов, да три монахини, послушниц две, возраста пожилого. Вдовые все, более из женщин никого. Остальные десять — это трудники и послушники, кто готовится стать иноком, кто ради знаний пришёл, кто укрыться на время, а кто и поработать за кусок хлеба. Поле у нас небольшое, только гречиху да горох и растим. Хлеб покупать приходится, но зато у нас есть кузня и рисовальщик, тем и живём, отрок.