– Может, нашла себе парня, – предполагает упаковщик и лихо швыряет куски корня лотоса в экосумку, вызывая мамино неодобрение.
– Надеюсь, с американским гражданством! – Смеясь, Фуань качает головой и по памяти набирает код упаковки водяного шпината. – А я думаю, может, она уволилась. Она говорила, что хочет заниматься маникюром.
Парнишке, похоже, одна мысль об этом противна.
– Я бы лучше здесь работал, чем делал ногти кому попало. Особенно на ногах. – Его передергивает от отвращения. Он цапает водяной шпинат. – А ты как считаешь?
Фуань бросает беглый взгляд на пакет помидоров «Бычье сердце», толкает их упаковщику и снова вбивает код.
– Anh oʼi, а ты думаешь, почему я до сих пор здесь?
Обращаясь к маме, она называет сумму на английском с заметным акцентом.
Мама расплатилась, но нам приходится ждать позади кассы, потому что она проверяет каждый пункт чека.
– Мы загородили проход, – говорит Ким, которая по-прежнему рулит тележкой.
– Нет, все нормально, давайте просто немного подвинемся. – Мама тащит нас в сторону, так что мы становимся почти впритирку к стенду с DVD-дисками «Ночного Парижа». Одна из серий этого вьетнамского варьете как раз идет на маленьком зернистом плоском экране, и продавец дисков, старик во флисовом жилете, до этого момента его неотрывно смотрел. Он, похоже, обескуражен нашим вторжением в его торговую точку.
– Эта кассирша больше болтала, чем делом занималась, – говорит мама. Видимо, интригующая история с исчезновением Тюэт ее ни капли не заинтересовала. – Надо проверить, ничего ли она не напутала.
Мы с Ким обе съеживаемся. Ненависть к этому маминому ритуалу – один из немногих аспектов жизни, насчет которого мы сходимся во мнениях. Но бороться с этим бесполезно. С тех самых пор, когда одна невезучая кассирша случайно пробила яблоки «Гала» как «Фуджи», несправедливо обсчитав нас, мама уверена, что нечто подобное непременно повторится.
Хотя сегодня этот обряд бережливости кажется почти терпимым. Почему бы не потратить время на то, чтобы проявить бдительность? Почему бы не погрузиться в проверку с головой, вместо того чтобы отчитывать удрученную дочь?
Но позже, когда мы, загрузив все продукты в багажник, усаживаемся в машину и пристегиваем ремни, мама говорит:
– Элайза, я знаю, тебе не понравится то, что я скажу, но я не могу молчать, ведь я твоя мать.
За всю историю вселенной ни разу не было такого, чтобы за этой фразой следовало что-то приятное. Даже Ким, сторонний наблюдатель в этом разговоре, замирает на переднем сиденье, и ее большие пальцы неподвижно зависают над экраном телефона.
– Ну ладно, – я стараюсь говорить как можно спокойнее.
Мама сдает назад, выезжая с парковки.
– Просто, мне кажется, в следующий раз, когда тебе надо будет произнести речь или сделать что-то важное, тебе стоит одеться посимпатичнее.
Знаете, бывает, что какой-нибудь человек, обычно родитель, вбивает себе в голову: стоит тебе исправить один-единственный пунктик, и все проблемы улетучатся? Этот пунктик ничтожно мелкий и тривиальный, и никто в здравом уме в жизни не поверит, что именно он – причина всех твоих неудач, но тем не менее этот человек с завидной изобретательностью умудряется все сводить именно к этому.
И моя внешность – как раз мамин бзик.
Надо было просто кивнуть и сказать: «Ладно, мам, ты права. Меня не выбрали главным редактором исключительно из-за того, что я одеваюсь, как неряха».
К сожалению, вместо этого я ляпаю:
– Ты серьезно?!
– Да, я серьезно, – подтверждает мама, разворачиваясь и выезжая с парковки. Хотя она говорит сейчас на кантонском, слово «серьезно» она произносит по-английски. – Я попыталась намекнуть тебе вчера утром, но ты такая упрямая, и, сказать по правде, иногда у меня просто нет сил с тобой спорить.
– Честное слово, я уверена, что дело не в том, как я одеваюсь, – ворчу я не от того, что считаю ее неправой, а скорее от страха, что, возможно, так и есть.
– Точно? Люди всегда судят по одежке. Например, когда они видят тебя в этом свитере, то думают, что он с чужого плеча. – Она говорит так, будто это что-то плохое. – Знаешь, тебе повезло, что твоя мать я, а не A Pòh. Когда я была маленькой, если мы выходили из дома одетые абы как, она нас била. И не важно, что мы были бедны. Мы должны были выглядеть прилично.