– Да, так что на этот раз намного лучше. – Я постукиваю по листку ручкой. – Вот только понимаешь, у тебя каждый абзац – цитата. Тексту нужна более четкая структура. Ты ведь автор, так что тебе нужно, по сути, рассказать нам историю.
Оливия торжественно кивает. Такое впечатление, что она меня боится, но я об этом не беспокоюсь: Джеймс говорит, что, когда он с ней беседует, она тоже вся дергается.
Последний черновик написала Натали Вайнберг, еще одна десятиклассница. Я окидываю взглядом помещение, чтобы понять, пришла она или нет, и вижу, что она направляется в угол, где сидит Лен. Это немного странно.
Тот сосредоточенно смотрит в компьютер и не замечает девушку, но Натали говорит что-то, что заставляет Лена поднять взгляд, на секунду он даже улыбается, словно обычный человек, а не штатный затворник «Горна». Натали продолжает говорить, но ее слов я не слышу. И тут Лен смеется, как будто считает ее по-настоящему остроумной. С каких это пор Натали стала остроумной?
Я отвожу взгляд. Сейчас не время размышлять о загадках вселенной.
Джеймс встает на стул у классной доски и машет руками, и этот жест одновременно клоунский и полный достоинства: так мог бы сделать какой-нибудь мировой лидер, сходя с трапа самолета.
– О римляне, горнисты и друзья! – возглашает он. – Меня своим вниманьем удостойте! [2]
Все замолкают. Мистер Пауэлл в дальней части комнаты прочищает горло и чуть наклоняет голову. Джеймс слезает со стула, но невозмутимо продолжает:
– Сегодня ежегодные выборы «Горна», на которых у вас будет возможность избрать нового главного редактора. Как вы знаете, это уникальная традиция среди ученических газет, которую установили наши предшественники из глубокого уважения к силе демократии. Цените привилегию избирать того, кто поведет вас, и голосуйте мудро. Как ваш нынешний бесстрашный лидер, я знаю, что заменить такого неподражаемого главреда, как я, будет непросто…
Здесь Тим ОʼКаллахан, редактор отдела новостей, улюлюкает, не вставая из-за парты, и по классу прокатывается волна смешков, а потом волна требовательного шиканья. Джеймс жестом призывает сотрудников к молчанию.
– Но я также знаю, что, кого бы вы ни избрали, он или она примет этот вызов и приложит к делу всю свою отвагу, убежденность и харизму. – Джеймс начинает ходить туда-сюда. – Этот человек будет усердно трудиться, чтобы быть достойным места на Стене редакторов. Проводить за работой бессонные ночи, чтобы оправдать ожидания, которые налагает на нас этот неприкосновенный символ прозрачности и ответственности.
Он берет горн со стола мистера Пауэлла, как будто хочет в него подуть, чтобы придать словам больше веса, но потом передумывает.
– Помните: обсуждения пройдут во время обеденного перерыва, в конце которого мы проголосуем, так что готовьтесь к оживленным дебатам. И не опаздывайте! – Он направляет горн на меня, потом на Лена. – Вы, ребята, естественно, из этого процесса исключаетесь. – Теперь Джеймс сводит ладони вместе. – На этой ноте пусть начнутся речи кандидатов!
Мы с Леном играем в «Камень-ножницы-бумага», чтобы решить, кто будет говорить первым. В первые три тура выходит ничья: сначала камень, потом ножницы, затем опять камень.
– Ну хватит вам, – говорит Джеймс, вставая между нами, как рефери, – мы не можем тут ждать целый день.
Я поднимаю взгляд на Лена и впервые замечаю, какой он высокий. Моя макушка доходит до ворота его рубашки, помятого и частично скрытого под толстовкой с капюшоном. «Ладно, Димартайл, – думаю я. – Давай с этим заканчивать. Что бы ты ни выкинул, только не выкидывай то же, что и я». Волнуясь, я сжимаю пальцы в кулак, и мы начинаем снова. Камень, ножницы…
На счет «три», словно услышав мою безмолвную мольбу, соперник выставляет два пальца. Перевернутый знак «мир» – ножницы. А моя рука все так же сжата в кулак. Я первая.
Лен и Джеймс отходят, я оказываюсь одна перед классом, и внезапно все смотрят на меня. Я разглаживаю свитер спереди и стараюсь забыть о стеснении.
– Ну что ж, – говорю я, прочищая горло.
Всегда так неловко начинать подобную речь, когда ты более-менее знаешь всех собравшихся. Может, надо говорить «привет», как в обычном разговоре? Или просто начать с места в карьер, как будто выступаешь на конференции TED [3]? Что покажется менее фальшивым? Я стряхиваю волнение и вызываю в памяти речь, которую репетировала.
– Я здесь, потому что хочу быть главным редактором «Горна». – Окидывая взглядом класс, я останавливаюсь на Джеймсе. Он прислонился к дальней стене. Руки его скрещены на груди, но он оттопыривает большие пальцы. – Позаимствую любимое словечко Джеймса: я думаю, я буду обалденным главредом.
2
Отсылка к пьесе Шекспира «Юлий Цезарь», речь Марка Антония в переводе Козлова (прим. пер.).
3
TED (от англ. «Технологии, развлечения, дизайн») – американский частный некоммерческий фонд, известный своими конференциями. Конференции призваны распространять уникальные идеи, и их видеозаписи находятся в Интернете в свободном доступе (прим. пер.).