Отпевание началось, священник, что-то басил, размахивая дымящимся кадилом, в определенные моменты в его басистое пение вливался более тонкий голос парнишки — помощника. Несколько женщин, которые присутствовали на отпевании, держали в руках горящие свечи и с грустными лицами смотрели на усопшего. Со стороны казалось, что смысл молитвословий, изливаемые попом и его помощником, не проникали в их умы и сердца, они думали о чем-то своем, но, как-то связанным с отцом Саши.
Отпевание закончилось. Саша, сам не зная почему, внимательно наблюдал за священником, который торопливо снимал богослужебные одежды, скручивал кадило и одновременно осматривал комнату сашиной двухкомнатной квартиры. Саша заметил, что взгляд священника был беглый, но цепкий и внимательный.
Было не понятно, что пришло на ум батюшке после осмотра, но только перед тем, как уйти, держа в левой руке свой чемоданчик, он подошел к маме Саши и, что-то тихонечко ей сказал. Саша видел, как мама, словно проснувшись широко открыла глаза, замотала головой со словами: «нет, нет, да вы что?». Но батюшка, стоявший спиной к Саше, по-видимому, был убедителен, мама скоро успокоилась и прослезилась. Священник своей правой рукой пожал руку вдовы, а потом перекрестив её, быстро зашагал к выходной двери. Мама проводила его полными слез глазами, её руки были согнуты и что-то сжимали в зажатых кулачках. Чуть позже Саша узнал, что батюшка вернул маме деньги за отпевание отца, а на ее категорический отказ строго сказал: «Купите сыну, что-нибудь, он отца потерял, ему и вам сейчас очень непросто…я знаю». «Странно, — подумал Саша, говорят, что попы жадные».
Мужики, друзья отца курили в подъезде, пока их умерший товарищ, поддерживаемый молитвами священника, настраивался на вечность. Ну, не мужское это дело Богу молиться, подпевать попу — это для женщин, они слабые, им Бог нужнее.
ПТУ Саша так и не окончил, потому что на втором курсе сорвал зимой шапку у женщины, получил за это срок и отправился в колонию для несовершеннолетних.
Профессиональные училища к тому времени представляли собою сборище подростков большинство, из которых абсолютно не думали о получении профессии, а остервенело жаждали самоутвердиться в этом неуклонно дичающем мире. Их умы, сердца и воля были подчинены одной цели — доказать себе и всему миру: «Я смел, дерзок, силен, нагл, никого и ничего не боюсь»! А для этого не нужно образования, не нужно специальности, необходим лишь небольшой набор сомнительных качеств, благодаря которым и получится выжить в городских джунглях.
«Детям подземелья» девяностых казалось, что «джунгли» заселены только матерыми хищниками, которые явно, так сказать, с открытым забралом, разрывают свою добычу на куски, забрызгивая кровью все что рядом. Вот и старались они взрастить в себе таких хищников: зубастых и безжалостных. В конце концов: «Кто сильней, тот и прав»!
Не замечали они, что шаг за шагом в своем безумном стремлении быть сильней, они превращались в беспощадных особей нечеловеческого, а звериного мира. Ослепленные самолюбованием они не замечали очевидного, — «джунгли» населены не только плотоядными монстрами, но и скользкими незаметными пресмыкающимися, которые терпеливо ждут своего часа и живут лишь тем, что, незаметно подкрадываются к намеченной жертве, хладнокровно её душат, сладострастно наслаждаясь агонией умирающего.
Мама Саши осталась вдовой навсегда. Она честно, но по-матерински однобоко, любила своего сына, поддерживала его всю свою жизнь.
Саша же со всей юношеской искренностью рванул по пути ведущему в никуда. Мать не оправдала этого выбора, но не остановила сына — не смогла, лишь тихо страдала от ясного понимания того, к чему приведет выбранный путь… и всегда, всегда была рядом.
Её не стало несколько лет назад.
Диалог между Венером и Сашей не удался, да к нему никто из них и не стремился. Венер торопился скорее закончить дело, ведь бо́льшую часть вырученных от этой сделки денег, отец обещал дать ему на развитие бизнеса.