Валентина Павловна, несмотря на свой преклонный возраст, довольно резво вырвалась из купе, ей вдруг, в одно мгновение стало невыносимо душно.
Поезд подъезжал к пирону, мужчина достал свой нехитрый багаж и не прощаясь, вышел… Молодые молча проводили его глазами.
Володя
«Мешок на буйную голову и амулетом
повязанный камень,
так вольные капитаны уходят в одиночное
плаванье.
В последней гавани — нет маяка, да и надежда
уже не маячит,
лишь океан из неудачников, сделает
«джентельменов удачи».
Володя умирал тяжело. Силы покидали его месяца три. Слабел он быстро, к концу третьего месяца уже не мог разговаривать; кое-как шевелил языком, издавая мычащие звуки, в которых можно было, при некотором усилии, уловить элементарные просьбы: «пить», «йогурт», «свет», «телевизор» и т. п. Все эти тяжелые дни с ним всегда находилась его мать и болеющий младший брат.
То состояние, в котором находился Володя сейчас было результатом его бурной и недолгой жизни. Это был его выбор, его свободный выбор. «Боже мой, свободный выбор! Свобода! Свобода воли!» Какие вожделенные стремления человеческой личности, и какое страшное, почти непреодолимое для каждого испытание, которое проходит достойно очень немногие, часть отделывается «малой кровью»: распадом семьи, болезнями, тюремными сроками и тому подобными результатами неверного выбора; часть же безвозвратно гибнет, при этом, как правило, пройдя путь потери: семьи, здоровья, свободы.
Володя с детства был мальчишкой с характером и потенциалом, не глуп, смышлен, хитер и необычайно своеволен. Родители, как-то не особо, можно сказать, никак не боролись с этим страшным врагом человеческого счастья — своеволием.
Подростковый возраст Володи прошел, как и многих ребят из рабочих кварталов в конце 80-х начале 90-х: похабщина, разливное пиво, сигареты, доступные и такие же потерянные девицы, драки, вышибание копеек у сверстников послабее и попроще, одним словом, полный набор для старта в некуда, для прыжка в бездну.
К двадцати годам Володя без особых усилий имел жесткую наркотическую зависимость и три судимости в общей сложности, последняя, из которых предполагала его нахождение в местах лишения свободы аж на девять лет — разбойное нападение на зажиточную квартиру. Колония со всеми «прелестями»: штрафные изоляторы, уголовные правила арестантской жизни, гнет администрации, самодельные штанги, отжимания от нар, азартные игры, сходки, воровские прогоны и многие другие аксессуары в итоге зацементировали в Володиной душе начавшуюся в подростковом возрасте криминализацию мироощущения.
Через некоторое время после столь продолжительного срока новый срок за наркотики: не то хранение, не то сбыт, жизнь со знаком «минус» продолжилась. После очередного освобождения у Володи, как и большинства заключенных, вышедших на свободу, рано или поздно все возвращалось на «круги своя». Конечно, было желание пожить спокойно, создать семью с порядочной женщиной из другой жизни, но та роль, та ипостась, что ли, которая была зачата с первой затяжкой дешевой сигареты в далеком детстве среди таких же хулиганистых пацанов, как он сам; с каждой последующей затяжкой, каждым глотком алкоголя, каждой дракой эта ипостась, словно эмбрион развивался и принимал конкретные очертания, конкретные формы, пока не родился идейный преступник, но преступник с загубленным потенциалом порядочного и жертвенного человека.
Результатом такого образа жизни закономерно стало отрицание общества простых «смертных» работяг, воспитывающих своих детей, встающих с утра на работу, смиряющихся перед недалеким начальником, устраивающих пикники по выходным. Да, именно эта выращенная ипостась человека вне правил, опирающаяся на гордость и самодовольство, не позволила Володе начать-таки новую жизнь. Друзья, выпивка, наркотики, гопотные подружки, разговоры о мужском и брутальном, которое, ясное дело, возможно только среди упертых арестантов, познавших лишения, камеры, этапы, дубинки охраны — все это снова и снова становилось содержанием его жизни.
В определенные моменты, дерзость и уверенность в правоте своего выбора у Володи просто зашкаливали. «Чё ты меня лечишь, брат?», — как-то на пикнике, устроенном в прекрасный майский день, его матерью и младшим братом, — выпалил он, будучи разгоряченным водкой, своему другу детства, — «читал я Библию и Коран…» Дальнейшее его рассуждение более походило на демонстрацию своей начитанности.