– Поразительно! – улыбаюсь я. – Представляю, как ему должно было быть больно. – Потираю руки. – Ну-ка, девочки, сменим тему. Думаю, сейчас самое время немножко поболтать.
– Отлично! – Дейзи захлопывает книжку.
– Элла! Хочешь поболтать?
Элла приподнимается на локте и, нахмурив брови, смотрит на меня.
– Я, между прочим, повторяю домашнее задание.
– Вижу, – одобрительно киваю. – Но может, хоть минут на пять отвлечешься, а? Слышишь?
Она тяжело вздыхает и кое-как, чуть не кряхтя, принимает сидячее положение.
– Если это про беспорядок в моей комнате, скажу сразу, что приберусь в выходные. И не надо читать мне нотации.
– Нет, я вовсе не об этом хотела поговорить. – Я сажусь на подлокотник кресла. – Скорее, о мальчиках. Ну, скажем, о тебе и о Джеми, о том, как вы представляете себе будущее.
– Господи! Ты что, смеешься?
Она встает и складывает на груди руки. На ней обтрепанные почти до дыр джинсы. Мерфи лапой пытается поймать бахрому, тянущуюся от штанины по пола.
– Если начнешь давать всякие дурацкие советы насчет мальчиков, я уйду.
– Прошу тебя, Элла. – Я вытягиваю руки ладонями вперед. – Прошу, выслушай меня.
Она смеется – саркастично, почти издевательски. Я стискиваю зубы: только бы не взорваться.
– Могу поспорить, до восемнадцати лет ты была чистенькая такая, аккуратненькая девственница. Ну что ты можешь рассказать нам про мальчиков?
– Может, я действительно отсталая по вашим меркам и не очень-то потакала в их домогательствах, но не забывай, что я как-никак родила вас двоих…
Тут я прикусываю язык и перевожу дыхание, напоминая себе, что речь не обо мне, что мне нужно постараться не замечать неприязни Эллы и убедить ее выслушать меня.
– Дело в том, Элла, что ты быстро растешь, и…
Я умолкаю, пытаясь найти правильные слова.
– И что?
– И торопить этот процесс не всегда хорошо, – продолжаю я. – Порой мы хотим поскорей стать взрослыми, а время еще не пришло. От этого у нас могут быть большие неприятности.
– У нас? У кого это – у нас?
– У вас, Элла. У вас, у кого же еще.
Я встаю перед ней. Особенного толку в этом мало, ведь она выше меня ростом, зато теперь я могу расхаживать по комнате.
– Я понимаю, ты не хочешь, чтобы с тобой так разговаривали, но пойми и ты, тебе еще только пятнадцать лет, и это факт.
– В субботу будет шестнадцать, – быстро вставляет она. – И мы будем отмечать, не забыла?
– Дело в том, – продолжаю я, стараясь говорить тверже, – что ты моя дочь, и ты живешь в моем доме, и я бы хотела, чтобы ты вела себя так, как должна себя вести всякая порядочная девочка.
Дейзи ерзает в кресле и цокает языком.
Элла смотрит на нее, но лишь секунду, а когда снова поворачивается ко мне, взгляд у нее какой-то ломкий, и я больше не сомневаюсь, что ступила на скользкую дорожку и в любое мгновение могу не удержаться.
– Ах, ты, значит, шарила в моей комнате.
– Да, я была в твоей комнате, но не шарила, как ты выражаешься.
Недоверчивость на ее лице сменяется обидой, а потом гневом.
– Ты моя дочь, и я очень люблю тебя, – продолжаю я. – И желаю тебе только добра.
Она все еще сердито смотрит на меня, но вдруг трезвонит телефон, и Дейзи вскакивает, чтобы ответить.
– Отдохните немного, – говорит она, протягивая мне трубку. – Мам, тебя.
– Кто? – шепчу я.
Она пожимает плечами.
– Мы договорим позже, хорошо? – поворачиваюсь я к Элле.
Та молчит. В последний раз с ненавистью бросает на меня взгляд и уходит. Слышу, как ее каблуки барабанят по ступенькам – она бежит к себе.
Беру у Дейзи трубку:
– Алло?
– У твоей дочери приятный голос.
У меня сжимается сердце: снова Орла. Вся моя решимость испаряется мгновенно, как капля воды на раскаленной плите.
– Грейс!
Я кладу трубку, беру аппарат, иду через кухню и спускаюсь на три ступеньки вниз, в подсобку. Через несколько секунд он снова звонит. Я не отвечаю. Отключаю звонок, вижу, как вспыхивает дисплей и наконец гаснет – на другом конце трубку повесили. Стою, сложив руки на груди, жду. Это повторяется несколько раз, и мне становится ясно, что настроена она решительно и прекращать не собирается. Когда дисплей вспыхивает уже в десятый раз, отвечаю:
– Чего тебе надо?