Между ними снова воцарилось молчание. Как ни странно, на этот раз оно было менее напряженным.
Запищал телефон. Керри посмотрела на экран – номер незнакомый, но местный. Она включила громкую связь.
– Девлин, – сказала она вместо приветствия.
– Детектив, это Марселла Гиббонс.
– Мисс Гиббонс. – Керри обменялась взглядами с Фалько. – Вы нашли что-то, что может помочь нашему расследованию?
– Я просто подумала о том, что сказал детектив Фалько.
Маневрируя в пробке, Керри то и дело посматривала на напарника.
– О чем, мисс Гиббонс?
– Когда мы были в офисе мистера Эбботта, детектив Фалько спросил, его ли это ноутбук.
– И вы подтвердили, что да, его, – вступил в разговор Фалько.
– Да, – согласилась она. – Но я стала думать про ноутбук. Тот, что стоит в офисе, он использовал для работы. Здесь у нас защитное программное обеспечение и тому подобные вещи, все, что мы используем здесь, в «Эбботт Опшенс». Но у него есть еще личный ноутбук. Вы должны были найти его у него дома.
Прежде чем ответить, Керри снова посмотрела на Фалько.
– Дома мы обнаружили только большой компьютер – у него в кабинете. Кроме того, мы нашли два айпэда и два мобильных телефона. Ноутбука не было.
А еще среди документов они нашли список вещей – вроде тех, что люди составляют по просьбе страховых компаний. Ничего из перечисленного там не пропало. В этом списке упоминался ноутбук, но они решили, что имелся в виду тот, который был в офисе.
– Если его личный ноутбук – а он такой же, как в офисе, – не дома и не у него в машине, значит, он пропал.
Они поговорили еще пару минут. Несколько репортеров разбили лагерь у здания «Эбботт Опшенс» и мешали проезду. Керри пообещала послать полицейского разобраться с этим. Мисс Гиббонс согласилась прийти завтра в дом Эбботтов и вместе с офицером Мэтьюз сделать еще один обход, чтобы проверить, не заметит ли она еще какой-нибудь пропажи.
Еще три минуты назад Керри была убеждена, что пропала только жена.
Похоже, дела обстояли совсем иначе.
7
Я должна была это сделать…
У меня не было выбора.
И я знала об этом давно, с самого начала. Я получила предупреждение. Господи, еще какое предупреждение. Почти всю мою сознательную жизнь меня преследовали эти слова.
Ты не сможешь. У тебя не получится, как не получилось у нее.
Я перетираю веревки у себя на запястьях, вперед-назад. Кожа под ними уже покраснела, но я не останавливаюсь. Я должна справиться.
Я очень тщательно готовилась. Все детали до единой были на месте. Понимаете, главное – восприятие.
Но этого я не могла предусмотреть.
То единственное, что я все еще могу потерять, я забрала с собой. Хотела бы я, чтобы все пошло по-другому? Могла ли я догадаться, что этим кончится? Возможно, был момент…
В конце концов, это не так уж и важно. Я бы все равно потеряла ту часть жизни, которая казалась почти реальной. Обман, предательство – и неважно, насколько чист мотив, – никогда не встречает понимания. Даже теми, кто утверждает, что любит тебя.
Передо мной встает его образ – таким, каким я увидела его в последний раз. Кожа вокруг дырки на лбу сморщилась и начала приобретать этот жуткий лиловый оттенок. Я зажмуриваюсь, чтобы прогнать это воспоминание, и испытываю нечто похожее на печаль. Это странно. Не помню, когда я в последний раз по-настоящему испытывала что-то, кроме горечи, – если, конечно, не считать решимости. И все же я чувствую… сожаление.
Мне жаль.
Я не хочу чувствовать эту печаль. Это не входило в мои планы. И все же мне грустно.
Когда все будет кончено, люди возненавидят меня. Никто не скажет обо мне доброго слова. Я знаю. Но это неизбежно.
Я должна была это сделать…
Если бы она пришла, она бы сказала, что, несмотря на ее сомнения, я все сделала правильно и что со временем у меня все будет хорошо. Она так часто утверждала, что у меня все будет хорошо, если только я буду двигаться дальше. Забуду прошлое. Не буду оглядываться. Но как я могу так поступить? Как я могу забыть и притвориться, что прошлого никогда не было?
Не оглядывайся… у тебя все будет хорошо.
Даже сейчас я слышу ее голос.
И как бы успокаивающе он ни звучал, одно я знаю совершенно точно: со мной никогда не будет все хорошо.
Это цена, которую я должна заплатить, чтобы закончить все это, и я справлюсь. Я слишком хорошо все спланировала.
Самая главная часть плана заключается в том, чтобы никому ничего не говорить.
Никто – абсолютно никто – не должен знать, что случится во-первых, во-вторых, в-третьих… и так до конца, до последнего шага, пока не настанет время.