После Настиного отъезда Никита несколько раз порывался начать разговор с мамой, но так и не решился. То время не то, то место не подходящее, то другие обстоятельства.
А голос все бесновался и бился в голове, требуя Настю, воя и разрывая тело изнутри, выкручивая суставы и мышцы. Иногда Никите казалось, что все — конец. Он умирает от неизвестной болезни и никто ему не сможет помочь. Кроме Насти.
Когда она позвонила с "радостной" новостью о возможном замужестве, Никиту выгнуло дугой от невыносимой боли и он, кажется, потерял сознание, а когда очнулся, понял, что достиг предела. Он больше не контролировал голос. Теперь голос диктовал, что ему, Никите, делать. И все, что произошло после этого — полностью его вина. Воля и разум Никиты словно оказались заперты в клетке, откуда он лишь мог наблюдать за безумством своего подселенца. Но иногда Никите все же удавалось вырываться и ненадолго перехватывать контроль, отчего не становилось легче. Настя… его бедная Настя… Сколько же ей пришлось вытерпеть от него. И сколько предстоит..
— Так и будешь молчать? — Никита вздрогнул и опять посмотрел на бесящего его незнакомца, Настиного преподавателя. Чего он прицепился? Мало получил? Можно и добавить. Как раз внутренний подселенец завозился и зарычал.
— Волчонка своего придержи, мал ещё зубы скалить.
Мужчина, как ни в чем не бывало, поправил узел галстука, смотря на себя в зеркало и развернулся к ошарашенному Никите, который чувствовал себя актером или зрителем театра абсурда. Он сказал волчонок? Какой ещё волчонок?
И в ответ на мысли Никиты внутри у него зародился и разросся, затопив внутренности горячей волной обиды, протяжный тоскливый вой.
Мужчина нахмурился и вопросительно приподнял бровь, а Никита, запинаясь, переспросил:
— В-волчонок?
— А на-ка, дружок, пойдем прогуляемся. — Настин преподаватель настойчиво подпихнул Никиту в спину, вывел из туалетной комнаты, провел по длинному коридору и широкой лестнице, и выпроводил из здания института через второй выход, ведущий в институтский парк.
Никита механически переставлял ноги, полностью поглощённый неожиданным предположением. После слов мужчины, ему и правда показалось, что у него внутри живёт волк. И как он сразу не понял этого? Его подселенец часто рычал, по-зверинному ворчал, щёлкал зубами и очень характерно выл. Ладно, допустим мужик прав и у Никиты нестандартное раздвоение личности, но откуда он узнал? Что он преподает? Психиатрию?
— Меня зовут Олег Владимирович Бельшанский. — Мужчина остановился возле парковой скамейки и жестом предложил Никите присесть. — Я состою в Южно-Уральской стае.
Никита послушно сел и заторможенно поднял голову, разглядывая непонятного мужчину и пытаясь понять, что он сказал и что, собственно, хочет от него, Никиты.
— А вы, молодой человек, представиться не хотите?
— Я Никита… Смолянинов Никита.
Никите пришлось приложить усилие, чтобы разжать губы и произнести свое имя. Его охватило странное предчувствие, словно сейчас должно было произойти нечто важное. И оно произошло.
— Из какой ты стаи, Никита? Кто твой альфа?
Никиту охватило изумление и оно не укрылось от внимательного взгляда Бельшанского.
— Что такое? — чем дольше длилось молчание, тем сильнее Настин препод хмурился, и Никите пришлось сказать хоть что-то, чтобы прекратить эти бессмысленные переглядывания.
— Я… я не понимаю, о чем вы. Ни в какой стае я не состою. И что за альфа?
Губы Бельшанского дрогнули в снисходительной усмешке, но стоило ему понять, что Никита говорит серьезно и подобие улыбки пропало.
— Ладно… Попробуем по другому. — Бельшанский прищурился и повел плечами, отчего Никита понял — он волнуется, хоть и пытается казаться спокойным. Но после вопроса преподавателя, всерьез заволновался уже Никита. — Ты же знаешь, что ты оборотень?
Никита заерзал под пытливым взглядом и пожалел, что сел на скамейку, оставив при этом Бельшанскому возможность стоять и смотреть на него сверху вниз, а мужчина понятливо кивнул головой.
— Не веришь, значит. И не знаешь… Ну что ж, давай знакомиться.
Никита открыл рот, чтобы напомнить, что они уже знакомы, но внезапно услышал в своей голове чужой короткий вой, на который сразу же откликнулся повизгиванием его подселенец. Вой повторился, сменился на строгое ворчание, и подселенец Никиты зашелся истеричным лаем и рычанием. В голове разразилась настоящая война, хотя внешне мужчины выглядели неподвижными и только ошарашенное лицо Никиты выдавало, что тут происходит нечто необычное.