Его губы слегка касались распухшей трещины на ее губе. Девушка чувствовала свое дыхание, которое только успокоилось после борьбы, а теперь снова участилось так, что она стала задыхаться. Уже не губами, а языком ласкал он ее ранку. Руки у Саманты задрожали, пальцы запутались в его волосах, и со странным гортанным звуком она уступила ему свой рот.
Когда мужчина наконец оторвался от нее, она услышала свой слабый стон, потом открыла глаза и увидела, что тот наблюдает за ней улыбаясь, с выражением хищника, уверенного в том, что жертва уже в его власти. Саманта содрогнулась от болезненного унижения и отстранилась от бесцеремонного сластолюбца.
Он поднялся.
— Ваша ванная комната здесь. Я буду ждать вас через пятнадцать минут.
— Вот в таком виде — в одежде Евы? — пробормотала она и, не в силах встретить его взгляд, снова завернулась в смятую простыню.
— Конечно нет. — Легким движением головы он указал на гардероб из светлого дерева во всю стену. — Там вы найдете что-нибудь подходящее.
И направился к двери.
— Послушайте! — заставила она повернуться мужчину. Морщина между его бровями заметно углубилась, а пульс девушки участился. Подавив неуверенность вперемежку со страхом, она продолжила: — У меня есть собственная одежда в отеле, поэтому…
— Ее привезут сюда вместе со всеми вашими вещами.
— Мотоцикл! — воскликнула Саманта.
Она совершенно забыла о нем. Если что-нибудь случится с собственностью Роджера, он никогда не простит этого сестре.
— Все, что вам принадлежит, будет в сохранности, пока вы находитесь под моим покровительством.
— Ваше покровительство! — Ее рука невольно поднялась к шее, которая все еще болела. Глаза Саманты сверкнули, и она упрямо продолжила: — Во всяком случае, я хочу получить свою одежду. Если вы думаете, что я буду носить обноски вашей любовницы…
— А что заставляет вас думать, что они принадлежат моей любовнице?
Ее губы вновь испуганно сжались, но чертенок внутри не успокаивался.
— Ну, я уверена, что ни одна женщина не может быть так глупа, чтобы выйти за вас замуж. Вы, вы…
Но оскорбительные слова замерли у нее на губах, так как испанец с приглушенным вскриком шагнул к девушке, схватил ее за руки и притянул к себе. Она опять начала отбиваться от него.
— Дьявол! Никогда в жизни я не встречал такой самоуверенной особы, как вы! — раздраженно заявил он.
— Потому что я не та покорная раба, которая вам нужна, вы это имеете в виду?
Она опять задыхалась, и уже не только от борьбы, но и от близости обольстительного мужчины.
— Конечно, покорность — это не то слово, которое можно применить к сеньорите Саманте Браун, — сказал он мрачно. — Но поймите: пока вы под моей крышей, вы будете одеваться так, как мне нравится.
— Я…
— Вы выберете одежду из этого гардероба и наденете, если не хотите, чтобы я сам надел ее на вас. И вы сойдете вниз через пятнадцать минут.
Он отпустил ее так внезапно, что Саманта качнулась назад. Простыня снова соскользнула, и девушка поспешила прикрыться ею.
— Простите, сеньор Гонсалес, но совершенно ясно, что женщины, которые имели несчастье встречаться с вами, позволили вам составить неверное представление о всем прекрасном поле.
— Нет, они дали мне совершенно правильное представление, — холодно ответил он. — Женщины рождены, чтобы быть покорными, послушными своим мужьям, иначе они становятся испорченными, — возможно, и не без помощи таких людей, как ваш брат.
— Роджер?
Девушка ошеломленно смотрела на испанца. Безусловно, ее брат не настолько глуп, чтобы отбить у этого человека любовницу, жену — любую женщину, которую этот тип считает своей собственностью.
Он мрачно кивнул.
— Конечно. И вот почему я намерен найти его. С вашей помощью.
— Я сказала вам — никогда!
Испанец усмехнулся.
— Никогда — это неопределенное понятие, сеньорита.
— А если я откажусь, что вы сделаете? Обратите свою месть против меня?
Несмотря на вызывающий тон, девушка почувствовала новый приступ страха.
— Я еще не решил. — Какое-то время он всматривался в ее вспыхнувшее лицо. — Возможности, в конце концов, безграничны. — Голос его стал похож, на ленивое рычание тигра. — Но я знаю, что получу удовольствие. Когда решу, что делать.
Он посмотрел на изящные золотые часы на своей руке.
— Тринадцать минут. — И, повернувшись, вышел.