Сумерки сгущаются. Я прикладываю все свои усилия, чтобы не думать о том, что скоро наступит ночь, не воображать, насколько долгой она будет. На то нет никаких причин, но я счастлива. Я пою. Закат тает, как кусок сливочного масла, стекает по левой стороне горизонта – я делаю вдох, когда поворачиваю голову налево. Все окутано золотисто-оранжевой дымкой, вышитой апельсиновыми нитями. Очертания Гаваны медленно превращаются в контуры, чтобы затем утонуть в темноте, до последней капли утратив свою четкость. Я все еще вижу Voyager и команду. Все на своих местах. Я вижу границу электронных сетей, каяки идут почти вплотную ко мне. Мы идеально синхронизировали этот процесс и медленно, но верно движемся к горизонту. Я вспоминаю крики в самом начале и про себя сто раз пою нашу песню.
Левая рука, правая рука: откуда мы плывем?
Левая рука, правая рука: С КУБЫ!
Левая рука, правая рука: куда мы плывем?
Левая рука, правая рука: во ФЛОРИДУ!
Ночь приближается. Каждые несколько минут становится все темнее и темнее. Я готовлюсь к новому отсчету, размышляя над песнями, которые смогут воодушевить меня этой ночью. Лучше всего было бы думать о каждой минуте марафона. Или, на худой конец, о перерывах для приема пищи через каждые 90 минут. Но заплыв представляется мне иначе. Я разделяю его на два дня и две ночи. Необходимо войти в привычный темп и спокойно дождаться приближения рассвета. Эта ночь начнется с песни Боба Дилана. Теперь только звуки его голоса, мелодии кантри и 2000 гребков с каждой песней на четырех языках. Понеслась!
Я довольна. Вода теплая. Я плыву на поверхности океана, гребу напряженно, очки и шапочка не съехали и не мешают мне. Вперед, в эту ночь! Не могу дождаться, когда оглянусь назад и не увижу огней Гаваны. Мы плывем уже два часа. И на протяжении всего времени я, Бонни, Марк, Джон и Ди радуются, как дети, потрясающе простым условиям, в которых пока проходит заплыв. Все время мы лишь делаем то, что необходимо, то, для чего мы здесь. Это успех! И он имеет свой ритм!
«ААААААААУУУУ! АААААААААА! УУУУАААА! Как горячо! Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Я горю, горю! Кто-нибудь, помогите… Бонни, ПОМОГИ МНЕ!»
Я знаю боль, которая наступает после укола жала португальского военного кораблика[6]. Всепроникающая боль – такая, что легкие отказываются качать кислород. От нее может вырвать. Но это не кораблик. Мои ощущения нельзя описать словами. Это что-то из рода научной фантастики. Мое тело словно плавится в раскаленном масле. Я ГОРЮ. Я плыву близко к лодке. И не сдамся.
Заплетающимся языком я тщетно пытаюсь объяснить Бонни, что у меня паралич. Мою спину, грудную клетку сковывает боль. Я не могу поднять руки из воды. Кажется, спинной мозг отказал. У меня удушье. Что это? Сколько это продлится?
Джон Роуз, наш врач «Скорой помощи», прыгает в воду. Сейчас может помочь только он. Джон – важный человек для команды дайверов, он знаком с поведением множества морских животных. Однако с подобным он столкнулся впервые. Джон протирает мою руку сухой губкой. У него на голове фонарь, и он замечает, что повсюду в воде плавают медузы. Подняв голову, Джон сообщает нам, что в воде тысячи медуз темно-голубого цвета размером с кубик сахара. Этот вид неизвестен никому из нас. Находясь в воде без закрытого гидрокостюма, Джон рискует быть ужаленным, что и происходит. Он уже чувствует удушье, тошноту, паралич спины и из последних сил взгромождается на Voyager. Бонни понимает, что у нас большие проблемы.
Ростом Джон примерно 6,3 фута, а я – 5,6. Он явно должен чувствовать себя не так паршиво, как сейчас. Но этот рослый мужчина в агонии корчится на палубе.
У него приступ, за минуту у него получается сделать всего три вдоха и три выдоха. Его мучает удушье. Бонни умоляет его любыми способами позаботиться о себе, а ей нужно быть рядом с пловцом. Джон сам себе дважды вводит инъекции адреналина. Медиков не будет с нами еще несколько часов, они не имеют права находиться на судах до нашего выхода в нейтральные воды.
6
Португальский кораблик (физалия или португальский военный кораблик) – ядовитое кишечнополостное, опасное для человека и животных. –