Юмора она, конечно, не поняла.
– Не знаю. В какое-то Южное гнездо.
– А, – она расслабляется, – это недалеко. К тому же, анкры быстро летают.
Я уже знаю, кто такие анкры. Даже видела их.
– Кстати, – напоминает она, – не забывай про духи! Они не дадут Дариону распознать подлог и усилят его влечение.
– Тоже магия? – понятливо хмыкаю я.
Анабель смотрит на меня с сожалением:
– На даргов не действует человеческая магия. Иначе люди давно бы уничтожили их и вернули себе свои земли...
Ее прерывают знакомые звуки: из спальни доносится недовольный крик Темки. Я инстинктивно дергаюсь, собираясь шагнуть вперед, в зеркало, но лицо Анабель внезапно темнеет:
– Ну, хватит! – резко бросает она. – Разбудила ребенка!
Зеркальная гладь покрывается рябью.
– Нет, подожди!
Я хватаюсь за раму, стучу по стеклу, зову ее, требую показать сына – но все напрасно. Ни Анабель, ни моей квартиры в зеркале больше нет. Я вижу отражение комнаты, что стала мне ненавистной. Забыв обо всем, трясу чертово зеркало:
– Вернись! Покажи мне его! Ты не можешь так поступить!
За моей спиной отворяется дверь. На пороге застывает Рилия с подносом в руках.
– Госпожа?..
– Что?!
Разворачиваюсь резко, не сдерживая охватившей меня ярости. Кажется, в этот миг я способна убить любого…
Увидев меня, она тихо ойкает и сползает по стенке.
– Г… госпожа… – тычет пальцем мне за спину.
Бросаю взгляд в зеркало и застываю.
Это что, обман зрения? Мои зрачки расширились так, что чернота поглотила всю радужку, а волосы, точно наэлектризованные, поднялись над головой.
Злость отступает. Ей на смену приходит испуг. Кусая губы, касаюсь рукой волос. Ощущаю, как потрескивает статическое электричество. А потом меня пробивает смех. Нервный и злой.
Падаю в кресло, продолжая смеяться. Рилия подает мне стакан:
– Вот, выпейте, госпожа, вам полегчает.
С подозрением смотрю на жидкость в стакане. От нее поднимается знакомый запах:
– Что это?
– Вода. Просто вода и немного аниса.
Осторожно цежу. Здесь никому нельзя доверять.
Истерика понемногу проходит, возвращается ясность рассудка. Я поднимаю на Рилию холодный, сосредоточенный взгляд:
– Никому не говори о том, что видела.
– Можете на меня положиться, госпожа.
Конечно не могу, но другого выхода нет.
– Известно, когда вернется лаэрд?
– Кухарка сказала, что к полуночи должен вернуться. Он приказал оставить еду для него.
– Отлично. Приготовь ванну. И мою лучшую ночную сорочку.
Время бесплодных страдашек прошло. Пора выполнять договор.
Глава 7
Я засыпаю в два часа ночи, не дождавшись возвращения Дариона. Сон тревожный, поверхностный и слетает от малейшего шороха.
Меня что-то будит. Открываю глаза. Чувствую, как в груди тревожно бьется сердце.
Комната погружена во мрак, только на прикроватной тумбочке слабо теплится голубой кристалл.
Прислушиваюсь к тишине.
Слышу шорохи, чьи-то шаги. С улицы доносятся голоса.
Дарион? Он вернулся?
Поднимаюсь, иду к окну. Встаю так, чтобы меня не увидели с улицы. Горло сжимается, когда смотрю вниз.
Да. Он там. Стоит возле колодца. А рядом – женская фигура. Из-за темноты не видно, кто именно с ним, но я понимаю, что это кто-то из служанок.
Вот Дарион снимает с себя рубашку, стаскивает ее через голову. И надо же, чтобы именно в этот момент из-за туч вышла луна. Она озаряет сильное крепкое тело, покрытое росчерком шрамов. Бледно-зеленые чешуйки поблескивают, как драгоценные камни.
Он наклоняется, служанка поднимает ведро и льет воду ему на затылок и спину. Дарион отфыркивается, трясет головой. Его темные волосы разлетаются, на спине перекатываются рельефные мышцы.
Низ живота наполняется забытым теплом. Я слишком долго была одна, слишком долго запрещала себе смотреть по сторонам. А мужчина передо мной обладает какой-то странной, нечеловеческой притягательностью.
И это пугает меня.
Я на миг прикрываю глаза, чтобы избавиться от наваждения. Напоминаю себе: это просто задание. Сделаю то, что должна – и уйду. Он ведь даже не человек. Он дарг. А дарги не умеют ни любить, ни сочувствовать.
Дарион о чем-то переговаривается со служанкой. Я слышу их голоса, но не могу понять слов. Она смеется. Кладет руку ему на затылок и ведет вдоль позвоночника до самых бедер, перехваченных широким ремнем.
Мне становится не по себе. Возникает неприятное колючее чувство.
Отступаю вглубь комнаты.
Эта служанка его… любовница? Иначе почему он позволяет ей так фамильярно обращаться с собой?