И вот теперь, когда очень хотелось упасть и не двигать даже ресницами, приходилось стоять навытяжку перед преподавателем, ещё и отвечать на его не вполне тактичные, а я бы даже сказала дурацкие, вопросы.
— Это личное, — смогла выдавить я.
Он наклонил голову к плечу и взгляд из любопытного стал заинтересованным. Я приуныла — трудно от такого взгляда что-то спрятать. А потом тревогой застучало в груди — а почему он интересуется?
— Насколько личное?
— Очень, — выдавила я.
И вдруг путы пали, и я почти расслабилась, ощутив, как притягивает меня такой мягкий и симпатичный пол. Но резкий рывок, сильная мужская рука, сжимающая в кулаке мою рубаху в кулак прямо у самого моего подбородка и его прищуренные глаза, в которых не осталось ни капли мягкости, смотрят мне прямо в душу:
— А не помешает ли это личное твоей учёбе?
Я почувствовала даже запах его дыхания, настолько он был близко. Запах, кстати, был приятный — мятный. Реакция меня немного подвела, всё же я здорово устала, и ответить ему я не смогла столь же резко, но вывернуться из захвата всё же удалось. И я отскочила подальше, с трудом переводя дыхание:
— Не помешает, а резерв я раскачаю.
Он опять улыбался уголком рта, а руки сложил на груди. Тень от носа легла на щёку, когда он наклонил голову набок, рассматривая меня.
— Да? — и прямо вот издёвка послышалась в его голосе, ехидство совсем такое не маленькое.
Я сделала шаг назад и ещё на подрагивающих ногах (надеюсь, дрожь не была видна из-за широких штанин) и наконец оперлась спиной о стену. Так спокойнее. Не хотелось связываться с этим орлиноносым, он мне и раньше не нравился, а сейчас вот даже пугал. Что он знает? Я закусила губу. Что можно рассказать? И стоит ли что-то рассказывать? Не примет ли он любые мои слова сейчас как оправдание? Но подстраховаться стоило:
— Всё, что вас интересует, спрашивайте у Тэкэры Тошайовны. Она всё знает.
Этот, с носом, понимающе кивнул, хоть насмешка не ушла из его взгляда. Ну и ладно, пусть насмехается. Мне его слова, что слону зубочистка. Я сложила руки в ритуальном жесте и поклонилась:
— Я могу идти, мастер?
— Что, и не спросишь о своих перспективах?
— А нужно спросить? — я так и стояла, слегка склонившись и держа руки вместе. Очень удобно — он не видел моего лица. Хотя и столь же неудобно — его я видела только до пояса, среагировать на любое его движение я, конечно, успею, но вот что там на его носатом лице отражается — нет. Короткий смех и:
— Даже страшно представить, насколько домашним было твое образование, — стало мне ответом. — Посмотри на меня.
Пришлось распрямиться, хотя лучше бы я так и стояла в наклоне — его ехидный взгляд вновь впился в моё лицо, и я почувствовала себя бабочкой, пришпиленной к доске. И даже, о немилосердные боги, мне показалось, что я вижу через увеличительное стекло, как огромный глаз исследователя рассматривает меня-бабочку. Одна его рука оперлась о стену у моей головы, а в другой он перебирал какой-то браслет, взгляд был тяжелым и совсем без улыбки.
— У тебя есть данные, девочка. И ты мне нравишься. Но много пробелов. Техники почти никакой, хотя то, что есть очень непривычно и потому дает интересные возможности для развития. Мне нужно подумать над твоим феноменом.
— Над моим… чем?
Он коротко хохотнул, оттолкнулся от стены рукой, которая своей близостью заставляла меня нервничать, чего уж там — дрожать заставляла, не просто нервничать, и отошел на полшага назад.
— Потрясающий уровень образования! Но не важно. Мне нужно подумать…
Я вновь сложила руки в ритуальном жесте и повторила вопрос:
— Так я могу идти? — и не удержав сарказма добавила, надеясь, добавила совсем чуть-чуть, только самой себе чтобы было заметно, — пока вы будете думать?
— Думать я буду долго, — сказал он и отошел, повернулся ко мне спиной, а я стала потихоньку перемещаться. Орлиноносый декан резко повернулся и вонзил в меня палец. Ну как вонзил? Почти вонзил. Или вонзил бы. Если бы я загодя тактически не отступила вплотную к двери. Совсем вплотную — лопатки прямо ощущали рельеф дверного полотна.
— А пока я буду думать, ты будешь ходить на дополнительные занятия по рукопашному бою. Понятно?! И резерв будешь раскачивать под моим контролем.
Я сглотнула. Я опять была пришпиленной бабочкой под увеличительным стеклом. Ох уж эти глаза острее стали, ох уж этот нос крупнее клюва!