Я заинтересовалась. А у кого мне было спрашивать? Правильно — у Ариши. И за обедом я спросила у неё. Неожиданно эта тема оказалась настолько благодатной, что я удивилась — большинство соседок по столу с увлечением стали рассказывать о том, как они овладевали магией. Всё оказалось довольно просто!
Девицы не только вспоминали всё смешные и каверзные случаи, но и с удовольствием показывали все мелкие хитрости и приёмы, которым учат самых маленьких магов, показывали мне как правильно ставить пальцы. Да так, что я только успевала смотреть и запоминать, оставляя им воспоминания, а себе приобретая навыки.
Трудность была в том, что мне некогда было отрабатывать то, что у всех уже было доведено до автоматизма и было почти уже их естественным продолжением. Я, конечно, приходила в назначенные дни на занятия к Хараевскому, но он почему-то занимался со мной совсем другим. Я должна была сидеть на полу с закрытыми глазами и пропускать сквозь себя магию туда и обратно — через руки, ноги, голову, туловище. Магию нужно было раздувать и сжимать внутри себя, скручивать, сворачивать и расплетать в мелкие пряди. У меня получалось плохо. Ощущение рвущегося из рук толстого каната во время ледяного зимнего шторма не покидало меня — магия толстой скользкой змеёй вырывалась из рук, извивалась и норовила шлепнуть меня по носу. Я выходила с этих занятий мокрая, как мышь, под недовольным взглядом орлиноносого декана. Хорошо, что он не сопровождал свои взгляды словами, а то я вообще не знала бы куда деваться. В общем, это было совсем не то, чего мне не хватало.
Мне казалось, что правильная постановка пальцев, рук и всего корпуса были бы сейчас важнее. Умение получить отклик магии, провести её и сконцентрировать где-то в руке или даже на пальцах — вот то, что меня интересовало. И поэтому я практиковала всё, что слышала от адепток в единственное свободное время — когда перемещалась по Академии. Из едальни в общежитие, из общежития на занятия, из корпуса в корпус — все эти минуты я посвящала правильной постановке пальцев, отработке мелких пассовых движений и попытке сконцентрировать искру магии на пальцах или ладони.
И именно в один из таких моментов я так увлеклась, потеряла из виду Аришу — я всё пыталась одолеть одно особенно заковыристое положение растопыренных пальцев, которое мне никак не давалось. Я, конечно же, не смотрела под ноги, и в толкучке, что вечно сопровождала движение адептов по коридорам, столкнулась с кем-то, и стала заваливаться. Меня подхватили сильные руки, и когда я подняла взгляд, то увидела белозубую улыбку парня, что помог мне стать на ноги.
Вокруг нас тут же начался затор, как на реке по весне, когда льдины, бывает, сцепляются друг с другом и корягами и перекрывают движение другим. Парень, высокий и тонкий, какой-то гибкий, как ласка, с темными, блестящими как южные вишни глазами. Он улыбался и глазами, и вообще всем лицом, и на гладкой, матовой смугловатой щеке темнела умильная девчоночья ямочка.
— Ай, красавица, зачем падаешь, дорогая?
Я, ошеломленная неожиданным падением и таким панибратством, не нашлась что ответить, да и сердце только-только поднялось на своё место и едва стало восстанавливать нормальный бег, тоже забивало дыхание.
Я обвела взглядом окружающих. Несколько парней, видимо, шли с этим, с ямочкой на щеке, и остановились рядом. Среди них я увидела знакомое лицо — Джавад, невысокий, приземистый парень, который был на каждом разборе боёв у Хараевского, хотя на тренировочных занятиях мы не встречались ни разу. Я кивнула знакомому, он кивнул мне. А потом я словила удивленный взгляд парня, что не дал мне упасть. Он приподнял бровь, и перевел свои удивительные темные блестящие глаза с Джавада на меня и, махнув товарищам, чтобы шли дальше, опять улыбнулся, сверкнув ямочкой и подмигнул мне. А потом зашагал следом за всеми.
Я отошла к стене. Кусая губу, я смотрела вслед Джаваду. Он не обернулся, а как всегда, спокойный и неспешный, ушел за поворот коридора. Зато обернулся тот, с глазами-вишнями, ещё раз легонько улыбнулся и скрылся за тем же поворотом. И он точно увидел, как я смотрела вслед.
Джавада я приметила на первом же разборе боёв. Он был похож на утёс, о который бьётся штормовое море, — вокруг шумели пришедшие адепты, здоровались, что-то обсуждали, махая руками, смеясь, громко перебрасываясь шуточками, а он казался таким мирным и сильным, когда сидел спокойный, молчаливый, какой-то умиротворённый, что мне захотелось пойти и сесть рядом. А лучше спрятаться за его спиной. Вот просто подойти тихонько, присесть рядом и сидеть так, отгороженной от всех этих шумных парней, которые норовили то по-мужски поздороваться со мной, то толкнуть в плечо, то что-то громогласно спросить.