Это было так, будто идешь куда-то, и вдруг у тебя под ногой проваливается пол. Ты мгновенно оказываешься внизу, с синяками и ссадинами, болью и досадой, что не усмотрела, не среагировала вовремя, не смогла удержаться, и вот сидишь в какой-то яме, и у тебя явная и очень крупная неприятность. Совершенно неожиданная и при этом невероятно неприятная.
После этой встречи меня полдня трясло. Я не могла понять в чем причина, но меня потряхивало даже так, что заметила даже Ариша.
— Что с тобой, Радка? Ты будто родного похоронила. Что-то случилось?
Я так глубоко погрузилась в мысли о том, почему братья так резко изменили ко мне отношение, что даже немного легкомысленная подруга заметила это.
Что я могла ей ответить? Я думаю о парнях? Она бы меня не поняла. А всё размышляла, крутила в голове произошедшее и так, и эдак.
Почему всегда спокойный и даже слегка хмурый Джавад сегодня мне улыбнулся, а Зиад, такой обычно жизнерадостный, улыбчивый и несдержанный на язык сегодня меня не заметил? Почему? Почему один улыбнулся, а другой не заметил? Почему они будто поменялись ролями? Они что-то обо мне узнали? Но что? Здесь хоть что-то, но очень и очень мало, обо мне знает только ректор. И она вряд ли стала бы делиться своей скудной информацией с простыми адептами. Тогда что? Почему?
Когда в голове кроме этих вопросов ничего нет, а они бурлят как горная река в половодье, то там ничего больше не помещается. Ни учиться не хотелось, ни есть, ни спать не могла.
— Ничего, Ариш. Не переживай, это я всё про магию свою думаю: как же с ней совладать?
— Ааа, — многозначительно протянула подруга, но в глазах её остался вопрос. — Это как-то связано с этими парнями, что мы сегодня встретили?
Я неопределённо пожала плечом — рассказывать не хотелось, тем более что и рассказывать особенно было нечего. Ну понравился парень, ну его брат сказал мне несколько слов, ну повозмущалась. Что тут обсуждать?
— А то смотри, могу узнать про них, кто они и что они такое.
Я в ответ не более определенно скривилась. Вряд ли что-то изменится, если я буду знать о них больше.
— Как зовут знаешь?
Я кивнула:
— Джвад и Зиад.
— На каком факультете учатся?
— Не знаю, — я опять равнодушно подвигала плечом, — знаю только, что старшие курсы.
Когда за последним гостем закрылась дверь, и хозяева остались вдвоём, один, тот, что был пониже ростом, младший, сказал другому:
— Брат, я хотел тебе сказать о том случае, днём… Зачем девочке голову морочишь, а? Оставь её, слышишь?
Тот, что повыше, старший, внезапно схватил первого за грудки и впечатал спиной в стену:
— Это ты мне, брат, скажи, — от гнева у старшего заострились черты лица, а темные влажные глаза засверкали опасным блеском, — зачем улыбался ей?
Еще раз впечатал в стену младшего, и всё крепче сжимал в кулаках его одежду, смотрел в глаза и играл желваками:
— Брат, не переходи мне дорогу, слышишь? Не смей ей улыбаться! Это моё! Слышишь, да?
Тот, что был ниже ростом, выслушал все эти гневные слова спокойно и аккуратно взял брата за запястья, без особого труда мягким движением высвободил свою одежду из хватки, и ответил:
— Брат, у нас одна кровь, но ты старший, ты — мой вождь. Как могу я переходить дорогу тебе? Это одно, брат. Но ты забыл и о другом.
Тот, что был выше и тоньше, стал успокаиваться: глаза уже так бешено не сверкали, а на щеках не бегали желваки. Хотя что-то звериное всё ещё проступало на лице, всё ещё трепетали ноздри тонкого носа, дрожали веки и дыхание ещё не было спокойным. Младший продолжал:
— Ты забыл: у меня есть невеста, она ждёт меня уже давно. И мы поженимся не только выполняя волю наших отцов, не только по велению долга, но и по любви.
Тот, что был выше, выдохнул, опустил взгляд, его плечи слегка поникли. Когда он поднял на брата глаза, то уже был прежним собой:
— Прости, брат, я был неправ. Я в самом деле забыл. И про общую нашу кровь, и про твою невесту, — тяжело вздохнул, покачал головой и продолжил: — Я не могу быть вождём, я слаб ещё, раз не смог сдержать своего гнева и забыл о важном. Прости, брат. Моя вина.
Он ещё несколько мгновений помолчал, а потом с болью воскликнул:
— Но скажи мне, скажи, брат, почему сегодня ты подарил ей улыбку, почему, а?!
— Брат! Ты разве не почувствовал, что сделал ей больно? А я лишь хотел поддержать её, сгладить эту боль. Всего лишь, брат, всего лишь поддержать…
И улыбнулся понимающе. Старший отвернулся, сделал шаг в сторону.
— Не лезь, брат, к ней ни с дружбой, ни с утешениями. Не надо. Я хочу, и я добьюсь.