— К чему ты это вдруг?
— Ты разве не для того спрашивала, чтобы с кем-то из них… ну магией своей овладеть? Зиад красивый!
Я повернулась на бок, подперла голову рукой, ещё раз проверила полог и выразительно посмотрела на Аришу:
— Ты всем, с кем общалась, рассказывала это?
Она мгновенно помрачнела и поджала губы.
— Ты меня, Рада, удивляешь. Если ты строишь из себя принцессу, то это не значит, что мы тут все невоспитанные и не понимаем, что такое деликатность и чувство такта. Я никому, ни единому человеку, вообще ничего не сказала. Я лишь умело наводила разговоры на нужные мне темы.
И она отвернула от меня голову. Я опять вздохнула:
— Аришка, прости. Ты не знаешь всего, у меня был в жизни случай… Плохой случай, понимаешь? Мне трудно с мужчинами, — она вмиг повернула ко мне лицо, и столько там сочувствия отразилось, столько сопереживания, что в моих глазах набежала слеза. — Этот способ… он… вряд ли подойдёт. Я не знаю, смогу ли…
И закусила губу. Спина горела огнём и жутко чесалась. И я перевернулась, придавила её к кровати, чтобы не чувствовать.
— Мне очень жаль, — тихо проговорила Ариша. — Я не знала.
Я покивала и сказала со вздохом, не поворачивая головы:
— Всё обошлось, ты не думай плохого. Но… мне теперь трудно.
Ариша молчала долго. А потом стала запальчиво говорить, перебивая саму себя, торопясь, с такими интонациями, будто утешала умирающего. Я уже не слушала, я думала: как же решиться?
За меня решил случай.
На следующий день вместо первого занятия всех адептов собрали перед входом в главный корпус, и Тэкэра Тошайовна объявила потрясшую всех новость — Академия начинает разделение. Все занятия ещё несколько дней будут вестись в прежнем режиме, а затем все, кто может быть задействован в трансформации, как красиво ректор обозвала то, что должно произойти, будут переброшены на новое место, вся деятельность переходит в стадию магических практических испытаний. Это касается двух старших курсов. Он практически в полном составе будут переброшены к новому месту размещения, и вся их деятельность будет засчитана как практика кому профессиональная, кому — как преддипломная.
Большинству выпускников будут изменены темы дипломных работ. Кому-то сильнее, кому-то меньше, но так или иначе, тематика большей части дипломных работ будет направлена на реализацию той или иной задачи трансформации.
Младшие курсы так же будут участвовать, только с меньшей мере — простые, рутинные работы, требующие большого расхода магии и мало умений. таких работ тоже будет много.
Расписание новых занятий будет дано через эти самые несколько дней, график выходных и каникул будет скользящим, и у всех есть несколько дней предупредить родных или пересмотреть свои дела и планы, чтобы спокойно заниматься делами Академии.
С этого собрания все разошлись взбудораженные, шумно обсуждая новости: кого-то переполнял энтузиазм, кто-то воспринял трансформацию в штыки. А я и когда стояла, высматривала и, когда уже все стали расходиться, высматривала в огромной толпе знакомые лица. Да всё никак не могла высмотреть. Я напряженно думала — у меня всего несколько дней, всего несколько, похоже, на колебания и сомнения времени уже не осталось. Мне нужно успеть…
Это было каким-то сумасшествием! В темноте, когда я не видела себя и его, не было ничего кроме чувств, ничего кроме голых чувств и ощущений. И ощущала я… Ощущала что-то тёплое, пушистое, будто в руках у меня тот котёнок, что мне давала когда-то поиграть кухарка. Помню ещё как он мурлыкал будто у него что-то музыкально дребезжало в горлышке, жмурил от удовольствия глазки и мял своими мягкими лапками с тонкими прозрачными коготками мою ногу, на которой сидел.
Нет, не в руках я держала котёнка, я этим котёнком себя и ощущала! Мне хотелось мурчать, вот так тихонечко тарахтеть чем-нибудь в горле (жаль, было нечем), подставлять под горячие нежные руки свои бока, спину и… ну и всё остальное; жмуриться от удовольствия и тереться об этого мужчину и обнимать его всего; мне хотелось впускать и выпускать когти, но я боялась сделать больно; мне хотелось хватать зубами его пальцы и плечи, и снова, и снова тереться о его руки. Я плакала от счастья, когда разобрала: «Девочка моя! Какая ты горячая! Какая ты жгучая! О, девочка моя нежная!».
В те минуты я чувствовала себя счастливой, любимой и очень-очень нужной просто потому, что существую. И когда, казалось, мир подошел к последней своей точке и готов был взорваться, Зиад вдруг остановился.