Улыбаться дурацкой улыбкой и глотать комок в горле было… было неудобно. Я опустила голову и попыталась собраться, сжалась, чтобы скрыть крупную дрожь. Что делать? Как скрыться?
Надо взять себя в руки. Я глянула на эти самые руки. Надежды было мало — они сильно дрожали, и это было явно заметно. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Я прямо чувствовала, как рвётся изнутри сила, как пытается освободить меня от той ледяной глыбы ужаса и паники. Мне нужно было куда-то выплеснуться.
— Рада, ты чего? — Ариша, видимо, заметила неладное. — Что с тобой?
— А… — я с трудом перевела дыхание, — у меня там родня. На севере. Страшно. За них.
Глава 10-11.
Драгоценный мой, единственный!
Как рвусь я к вам всем существом своим, всем сердцем! Как мне не хватает вас, как тоскливы мои дни и грустны ночи!
Дни мои сливаются в одну сплошную серую череду. У вас там, в Бенестарии, ещё тепло и солнечно, а здесь всё серо от низкого хмурого неба. Облака лежат на крышах домов, и будто давят громадным весом на голову. День очень короток, и я не успеваю даже как следует насладиться вышивкой. А когда приходит пора зажигать в помещении огонь, становится совсем невмоготу. Здесь совершенно не пользуются магическими светильниками, только масляными лампами. Я не знаю с чем это связано, но это очень и очень гнетёт. А ещё моя служанка, которую я в последнее время зову нянюшкой, из-за того, что она всё время рядом и забоится обо мне будто я несмышлёная, очень экономная. Она говорит, что долго жечь лампу — только привлекать злых духов и немилость и так немилосердных богов. Поэтому рано тушит лампу, и мне приходится идти в постель, хотя я совершенно не хочу спать.
Я подолгу лежу без сна, думая о вас, мой драгоценный, и представляю, как вернусь, как мы встретимся, и вы наконец подарите мне кошку, которую обещали ещё перед мои отъездом. Думаю, и всё не могу решить, какой же она должна быть. Скорей бы уже! Ещё я представляю, как мы будем сидеть вместе в парке около замка, слушать шум фонтана и любоваться зелёной травой лужаек.
Мне очень одиноко и грустно, хоть принц Корнуэль почти не покидает меня в дневное время. Он крайне любезен, и всюду сопровождает меня. Он показывал мне замок, даже такие места, где воспитанным девушкам бывать не полагается. Например, в банях и на чердаке. Он приглашал меня посмотреть подвал, но я очень боюсь подземелий, вы же помните? И поэтому отказалась, хоть это, судя по всему, очень не понравилось оландезийскому наследнику.
Мне почему-то тревожно, я вздрагиваю от каждого резкого звука. Моя старая служанка всё также спит под моими дверями, но меня это уже не успокаивает. Ах, как бы я хотела хоть одним глазочком посмотреть как поживает матушка, хоть на секундочку увидеться вами, мой единственный!
С надеждой на скорую встречу остаюсь ваша преданная
Перла Инвиато.
Дамиан отложил письмо на край стола и откинулся на спинку своего рабочего кресла. Парча неприятно скрипнула, соприкоснувшись с волосами. От этого Призрачная Рука взметнулась и грохнула кулаком, мгновенно ставшим огромным, по столу. Внутри что-то задрожало. Это мерзавец, принц Корнуэль водил девчонку на чердак?! Даже страшно представить, что бедняжке пришлось пережить. Она вздрагивает от малейшего резкого звука… Ещё бы ей не вздрагивать!
И вот это место про подаренную кошку — это был сигнал, что Перле угрожает серьёзная опасность, а в сочетании с фразой «Скорей бы уже!» так просто крик о помощи.
Дамиан встал и стал шагать вдоль кабинета от окна к двери и обратно.
Принцесса Тойво! Как же ты нам нужна! Не объявлять же на всю Академию, что просто нужны кое-какие сведения, и есть тебя живьём никто не станет?! Нам бы понять, что же там происходит в этой Оландезии…
И так как-то тоскливо стало, так сжалось в груди что-то, что Дамиан крикнул секретарю:
— Марк, соедини меня!.. — и уже в полголоса добавил: — Сам знаешь с кем…
Телетрофон звякнул, и Дамиан взял трубку:
— Пронто!
Знакомый с детства голос ответил:
— Да, мой реджи!
— Милэда, я к тебе. Можно? Не могу уже здесь!
— Конечно, мой реджи! Приезжайте!
Всё было как всегда: и душистый горячий чай, и потрескивающие в камине дрова, и умиротворяющая тишина, в руках Милэды черкающий что-то по бумаге грифель. И тишина. Но какая-то тревога тихо, еле слышно звякала в душе. Так тихо, что было не понятно — о чем? То ли он что-то сделал неправильно, то ли вообще чего-то не сделал. Это странное чувство было похоже на то, будто в сапог попала маленькая твёрдая крошка. И вроде не сильно колет, а беспокоит и забыть о себе не даёт…