Милая куколка, наивная и зареванная. Так и хочется прижать, пожалеть и наказать урода, посмевшего ее обидеть. Детский сад какой-то!
— Он прогнал меня! — всхлипывает незнакомка, прерывая поток моих нелепых размышлений.
— Кто? — уточняю я ради приличия, продолжая рассматривать ее.
— Стасик. — Поток её слез неиссякаем. — Я приехала к нему, а он не встретил меня, а когда дозвонилась до него, то просто сказал, что я ему не нужна, — рассказывает зареванная незнакомка, словно меня эта история хоть как-то касается.
— Сочувствую, — равнодушно пожимаю плечами, — только я-то тут при чем? — удивляюсь я, делая большой глоток бодрящего кофе.
Я и впрямь не могу взять в толк, почему она рассказывает все это мне, а я стою и слушаю, вместо того чтобы закрыть перед ее носом дверь и, допив в спокойной обстановке свой любимый утренний напиток, ехать разбираться с более важными делами. Но она, словно мокрый воробей, нахохленная, расстроенная и такая несчастная. Внутри что-то щелкает, включая во мне давно не использующиеся качества доблестного рыцаря, спешащего на защиту униженных и оскорбленных. Поэтому я просто стою перед ней в одном полотенце, повязанном вокруг бедер, чуть морщусь от порывов хоть и летнего, но все же прохладного ветра и жду продолжения ее драматического «мюзикла».
Чертово воспитание, проснувшееся некстати, не позволяет мне вести себя иначе!
— А вы Степан Станиславович? — с надеждой спрашивает пигалица, немного заикаясь от душащих ее обидных слез.
Утвердительно киваю, продолжая при этом стоять на одном месте. Мы так и ведем наш непонятный диалог: я — в квартире с голым торсом и кружкой остывающего кофе, незнакомка — на крыльце, с потерянным взглядом, в мокром из-за проливного дождя платье и с чемоданом возле её ног.
— Я — Агния, — представляется она.
Мысленно отмечаю, что ей очень идет это редкое имя: невинная, почти ангел. Ухмыляюсь своим идиотским рассуждениям и отвечаю взаимностью, аккуратно сжимая в своей по-мужски широкой ладони ее маленькую хрупкую ладошку, робко протянутую мне.
— А это ваша будущая внучка, — не давая мне что-либо сказать, продолжает наше знакомство незваная гостья, показывая на свой круглый животик, забавно обтянутый тканью длинного сарафана-майки.
Сделанный пару секунд назад глоток все еще горячего напитка застревает в горле, и я, поперхнувшись, пытаюсь откашляться, да так, чтобы не забрызгать расстроенную малышку коричневой жидкостью. Прикрываю ладонью рот и складываюсь почти пополам. На глаза наворачиваются слезы.
БЛИН! Картина маслом!
Еще и полотенце норовит сползти, открыв мужские достоинства перед гостьей, чтобы показать меня, так сказать, во всей красе. Чертыхаясь, прижимаюсь задницей к стене, пытаясь удержать единственный предмет моего утреннего гардероба и не дать ему окончательно сползти с моих бедер. С грохотом водружаю чашку на высокую тумбу в прихожей, расплескав по ней кофе, и хватаюсь освободившейся рукой за край махрового одеяния.
— Стасик разве вам про меня не рассказывал? — добивает меня кроха своим вопросом, машинально похлопывая меня по оголенной спине.
С горем пополам выпрямляюсь, мимолетно стерев предательскую влагу с глаз, и мои вздернутые в немом вопросе брови вызывают у нее искреннее недоумение. А меня вся эта ситуация вводит в легкий ступор. Быстро проматываю в голове всех знакомых, даже тех, с кем судьба сводила довольно давно и на короткий срок, но Стасиков среди них точно нет. Даже Станиславов, за исключением моего отца, но эта малышка навряд ли обзывала бы его «Стасиком». Он — бывалый военный, и позволяет именовать себя только Станиславом Михайловичем, в редких случаях, и то только для очень близких людей, разрешается сокращение до имя до Стаса.
Отца решительно отметаю, а других Стасиков я не знаю.
— Вы…
— Агния, — подсказывает меня девчонка, — и можно на «ты». — Шмыгнув носом и обхватив себя за плечи, она топчется на месте, отчего на белом ламинате остаются мокрые следы.
— Агния, — киваю и, придерживая ее одной рукой, помогаю присесть на пуф, — ты, видимо, ошиблась адресом. Я не знаю никакого Стаса…
— Ну как же? — взволнованно восклицает она, хватаясь ладошками за свой круглый живот.
Вот только этого мне не хватало!
— Станислав Степанович Рейн, — заикаясь, почти по слогам проговаривает эта наивная крошка, — ваш сын, мой парень и будущий отец моей дочки.
— У меня нет сына, — обрываю я ее объяснение, гася искорки надежды, мерцающие в зелени ее бездонных глаз. — У меня в принципе нет ни жены, ни детей.