Арина с Алексом надеялась лечить меня у них дома, но моя истерика оказалась настолько сильной и убедительной, что сдались и отправили в больницу. И я была этому благодарна, ведь я вообще видеть их дом не могла. Меня от него тошнило. От этого семейного счастья.
Моя палата оказалась большая, удобная и совершенно пустая. Кровать, шкаф с книгами, стопочка простых светлых вещей, и один странный фикус. Я даже дала ему имя “Люцифер” в честь персонажа, который мне так нравился.
Ко мне никто не приходил, потому что я не хотела никого видеть. Так и сообщила своему врачу, который пришел ко мне вчера вечером и стал говорить со мной. Несколько минут я просто рассматривала его, а потом сказала:
— Я никого не хочу видеть. Никого. Даже своего опекуна.
Доктор Иванской просто кивнул. Словно моё решение вполне устраивало.
— И если правда сделаете так, — продолжила я, — я буду выполнять все ваши условия.
Он вновь кивнул. А потом начал со мной разговаривать. Это были странные разговоры, которых я совсем не ждала. Мне казалось, что он будет спрашивать о моём детстве или проблемных моментах, но нет. Он вел со мной самые простые разговоры о том, что мне нравилось и что не нравилось.
Я случайно оговорилась, что умела играть на скрипке.
И вот теперь этот чертов инструмент лежал передо мной.
Но самое лучшее было в том, что все мои эмоции оказались… тихими. Я не знала, как это описать, но просто они все стали такими слабыми. И я была этому так рада, что даже не могла передать словами.
Дверь палаты открылась и на пороге появился врач.
— Аделаида, — мягко сказал он, — не сыграете мне?
Я несколько секунд рассматривала его. Маленького роста, худой, седые волосы и очки. Он не был похож на врача, как и я совсем не была похожа на девушку. Я больше напоминала призрака той версии себя, которая очень давно была счастлива. Я даже больше не была уверена в том, что понимала, что такое счастье.
— А я взамен вновь отменяю вашу встречу с Ярославом.
Склонив голову, я с подозрением рассматривала врача.
— Почему вы не настаиваете?
— Потому что вы не готовы. И потому, что вы попросили.
Оба варианта казались логичными, поэтому я легко подхватила скрипку и направилась вслед за доктором. Я не знала, куда он меня вел. Но мне просто нравилось шагать по этим коридорам, не чувствовать аромат хлорки и слышать только тишину. Все здесь было спокойным.
Мы вошли в небольшой зал, где стояли стулья. Видимо тут проходила групповая терапия. Я даже не взглянула в сторону рояля. Глупые воспоминания могли дать о себе, а я совсем этого не хотела.
— Присаживайтесь, — сказал доктор.
— Постою, — отозвалась я.
Встав у окна, чтобы я могла смотреть, как снег падал на землю, я положила скрипку себе на плечо. Потом бросила взгляд на доктора, который внимательно наблюдал за мной.
Мне отчаянно захотелось задать ему пару вопросов.
— Сколько?
Доктор нахмурился:
— О чем вы?
— Сколько мне быть здесь?
Доктор закинул ногу на ногу:
— Всё зависит от вас.
Я вновь посмотрела в окно:
— Ненавижу зиму, — сказала я. — Никогда не любила. Я могу лежать здесь до самой весны?
— Аделаида, вы можете и дольше пребывать здесь. Опять же. Все зависит от ваших результатов. Как только вы вылечитесь, я вас выпишу.
Его слова звучали логично, поэтому мне ничего не стоило бы саботировать сдачи тестов. Я отказалась выходить наружу. На тех улицах бродил Вадим, которого я не узнала. И я до сих пор не понимала почему. Там был Кирилл, не желавший меня. Там была вся моя семья, которую я оттолкнула. И все они винили меня, хотя никто из них не попытался меня понять.
— Я ходила на занятия вместе с братом, — внезапно для самой себя заговорила я и плавно заиграла тихую мелодию. — Музыка привлекала его, а я пошла лишь потому, что ненавидела, когда он умел что-то делать, а я нет. Поэтому я принципиально научилась играть на фортепиано и на скрипке.
Доктор довольно кивнул, словно ему нравилось, что я говорила. А мне нравилось, что у него не было никак предубеждений относительно меня. Ему было всё равно и он не винил меня за поступки, совершенные мной.
Для него я просто очередная пациентка.
И было так приятно просто поговорить с кем-то, кто ничего толком от тебя не ждал. Кому ты был чужим человеком. Перед такими людьми всегда легче обнажать душу.
— Бабушка вечно шутила, что я вырасту ведьмой, — продолжила я. — Что ж, она оказалась права. Я действительно своеобразная форма Бабы-Яги, но только я не выбрала такой быть. Меня сломали. Вадим сломал меня.
Смычок дернулся под моей рукой и звук вышел надрывным. Мне пришлось остановиться, чтобы передохнуть.
— Нет, — шумно втянув носом воздух, опять заговорила я. — Он меня ломал на протяжении длительного периода времени. Раз за разом. Раз за разом. А потом бросил, как ненужную игрушку, потому что был уверен — я умерла.
Я прошла через весь зал и мои ноги плавно скользили. Я словно танцевала танец, который был понятен мне одной.
— А когда выжила и стала сильней, все стали меня винить, что я перестала быть такой, как они хотели, — я горько хмыкнула и музыка вместе со мной. — Я перестала быть правильной. Они все злились, возмущались, обвиняли, но при этом никто не пытался понять.
Теперь слезы текли по моим впалым щекам, а музыка плакала вместе со мной.
Я танцевала с закрытыми глазами и окружала себя призраками тех людей, которых больше никогда не будет рядом со мной. Моя детская подруга, которая умерла в четырнадцать лет от рака. Моя бабушка, чье сердце не выдержало. Мой дед, последовавшей за бабушкой слишком быстро. Наша с Яром собака, которую переехал Вадим. Мои мечты, над которыми надругались все, кто только могли.
— Поэтому я ответила тем, чем могла. Я стала сильной и независимой.
И на последних словах музыка резко оборвалась.
Открыв глаза, я сначала взглянула на доктора, внимательно слушавшего меня, а потом на камеру, которая стояла недалеко от него. Я посмотрела прямо объектив, потому что знала — Алекс наблюдал.
А потом развернулась и ушла.
44. Кирилл
За последнюю неделю я понял несколько вещей.
Во-первых, бедные подчиненные Алекса. То количество поручений, которое он выдал мне, нельзя было разгрести и за месяц. Мне давалось на них неделю. И хотя на самом деле все оказалось далеко не так сложно, да и я, если честно, смог справиться с поставленной задачей, свободного времени практически не оставалось, словно Алекс специально пытался завалить меня работой.
Во-вторых, да, Алекс таки специально пытался завалить меня работой.
В-третьих, бутылка виски плохо поддавалась гипнозу и собиралась победить в игре в гляделки.
Мы с ней смотрели друг на друга уже с час. Точнее, я на нее смотрел, а она — в силу того, что была неживым предметом, — просто стояла себе на столе. Напиться было б замечательной идеей, особенно в единственный свободный день, и я б уже даже приступил к реализации этого плана, но я ж начал новую жизнь!
Или сказал, что начал.
В любом случае, сдаться сейчас означало проиграть Аде этот бой. И показать, что эта зараза все-таки сумела слишком глубоко проникнуть в мое сердце. А я не просто так вооружился тяпкой и старательно ее оттуда выкорчевывал. Мне это не надо! Я ее не люблю!
И я не мазохист. Я не хочу страдать только из-за того, что какая-то заносчивая девка определила меня как свою потенциальную жертву.
Бутылка продолжала стоять на месте. Мне надо было отодрать свой зад от дивана, дойти до стола, а потом еще и откупорить виски. Слишком много телодвижений.
Если б кто-то налил мне алкоголь в рот, я б пассивно соглашался. Потом заявил бы, что это случилось против моей воли. Но, к сожалению, коварный замысел по спаиванию меня никто осуществлять не собирался.