Он входит в комнату, и я немедленно настораживаюсь, окидываю его взглядом, как будто ожидаю, что он достанет какое-нибудь оружие. Только вот когда дело касается Уэста, я боюсь совсем не этого. Я хорошо знакома с его типичным арсеналом, и он состоит из ядовитых слов и публичного унижения.
Дверь закрывается, и я слегка вздрагиваю, глядя, как он ставит последнюю вазу на ковер рядом с собой. Комната утопает в мягком мерцающем сиянии, и я моментально жалею, что не включила побольше света, прежде чем впустить Уэста, ведь теперь обстановка выглядит слишком уж романтичной для бурной дискуссии, которую я себе навоображала.
Уэст стоит молча, подняв бровь.
– Ну? – спрашивает он. – Ты сказала, что будут условия.
Мой взгляд перемещается к шкафу, и я снимаю с вешалки второй халат. Когда я передаю его Уэсту, он ухмыляется, явно недоумевая.
– Что это за хрень?
– Предосторожность, – отвечаю я. – Разденься и убери свою одежду и телефон в шкаф. Не хочу, чтобы ты записал этот разговор.
Сначала он издает короткий смешок. Затем понимает, что я чертовски серьезна, и качает головой.
– Вау, – бормочет он себе под нос. Но затем, в следующую секунду, все же подчиняется.
Я ожидаю, что он пойдет в ванную, чтобы переодеться, но Уэст удивляет меня, стягивая футболку одним плавным движением и в процессе взъерошивая волосы. У меня перехватывает дыхание при виде его тела, ощущения от которого все еще свежи. Я вспоминаю, как касалась его пальцами. Как наши тела соприкасались.
Он тянется к ремню, и на мгновение в комнате раздается только лязг металлической пряжки. Затем расстегивается молния. Челюсть сводит от напряжения, когда он сбрасывает джинсы вместе с боксерами и даже снимает носки, прежде чем запихнуть все это в шкаф.
И вот он стоит, обнаженный, во всем своем неземном совершенстве, ни единой жиринки в теле. Мой взгляд неизбежно опускается ниже, проходит мимо рельефных бугров мышц на его талии и бедрах, и останавливается на шедевре между его крепких бедер. Уэст просто стоит, такой расслабленный, непринужденный. На ум приходят два слова, и я виню в них водку.
Чертовски великолепен.
Когда он берет халат, я заставляю себя больше не опускать взгляда. Естественно, Уэст не торопится одеваться, просто слегка накидывает халат на себя, едва завязывая на талии. В типичном стиле Уэста, которому на все наплевать.
– Довольна? – спрашивает он, бросая на меня красноречивый взгляд.
Я отвечаю не более чем кивком, затем изо всех сил стараюсь не обращать внимания на то, что температура в номере вдруг подскочила на добрых пятьдесят градусов. Даже не шучу. Может, у меня жар.
Я жестом приглашаю сесть в кресло напротив кровати, на которую только что опустилась. Надеюсь, разговор пройдет быстро, а потом Уэст снова оденется и уйдет. Я пьянее, чем стоит быть в его присутствии. Моя защита ослаблена, но Уэст этого, кажется, не замечает.
– Ты хотел поговорить. Так говори, – произношу я, радуясь, что, по крайней мере, хотя бы тон не выдает моей слабости.
Устроившись поудобнее, Уэст расставляет ноги и немного сутулится. Я почти уверена, что запросто могу увидеть его член, но не осмеливаюсь взглянуть вниз.
Не-а.
Ни за что.
– Я слышал о Скарлетт, – начинает Уэст, это помогает сосредоточиться на реальности. – Я знаю, насколько она важна для тебя, и мне жаль, что произошедшее между нами, усложнило жизнь ей.
В его голосе звучит искренность. Подобного я совсем не ожидала. С другой стороны, он мастер манипуляции, и все это может быть частью представления.
– Я уже говорила, не упоминай мою сестру, – огрызаюсь я, что вызывает у него разочарованный вздох.
– Да я просто пытаюсь осмыслить, что натворил, Саутсайд. То, что с ней случилось, на моей совести, – признает Уэст. – Пусть и…
Когда кажется, что он собирается сказать что-то еще, я изгибаю бровь в ожидании, но его слова обрываются, и я остаюсь без ответа. Это заставляет меня посмеяться над собой, вспомнить, с кем я имею дело.
– Ты говоришь так много и в то же время ничего, Уэст. Я устала от загадок.
Уэст вздыхает, и напряжение в его челюсти говорит, что он расстроен. Это потому, что я бросаю ему вызов? Не принимаю жалких и неубедительных извинений, которые, кажется, действуют на всех остальных? Я больше не позволю ему верховодить. Он не мой кумир, и я уж точно не его сумасшедшая фанатка.