«В несчастье и страданиях другого, — пишет Ницше, — заключается указание и на некоторую опасность для нас».
И получается, что из-за того же, из-за чего страдающий человек не может помочь сам себе, сострадающий не может помочь тому, кто вызывает его сострадание. Его останавливает тот же страх перед опасной ситуацией, который связывает руки тому, кто в ней оказался.
Именно это имеет в виду Ницше, когда говорит, что сострадание «парализует человека во все решающие моменты и связывает его готовую к помощи чуткую руку».
Вот почему, сострадание нередко переходит, если не в ненависть, то в раздражение против несчастного. Чужое страдание бросает вызов нашему самолюбию, и если нам не хватает мужества постоять за слабого, нас раздражает, что он впутался в нехорошую историю и, ожидая помощи, втягивает в эту историю и нас.
2.5 Гамильтон
Последнюю попытку объяснить, почему одни люди могут жертвовать собой ради других, предпринял эволюционный генетик Гамильтон.
При всем притом, что эта теория стоит на переднем крае науки, по духу она близка христианской идее нравственности. Расставаясь с жизнью в мире дольнем, альтруист Гамильтона приобретает жизнь вечную.
Природе, по теории Гамильтона, нет дела до самих животных. Ведь рано или поздно они все равно умрут.
«Единственный потенциально бессмертный органический субъект — это ген, — пишет Роберт Райт. — Таким образом, вопрос состоит не в том, как путешествуют во времени индивиды. Вопрос в том, как путешествуют во времени гены индивидов».
Естественный отбор заботится не о нас, а об информации, которая содержится в наших половых клетках. И как раз поэтому альтруизм Гамильтона распространяется только на родственников. К тому же не на всех одинаково.
Родные братья и сестры по законам генетики имеют половину одинаковых генов. И каждый из них скорее пожертвует собой ради брата или сестры, чем ради своего племянника, дяди или тети, с которыми у него только четверть общих генов.
Двоюродные братья и сестры имеют еще меньше шансов получить от альтруиста бескорыстную помощь. У них одинаковых генов с альтруистом еще меньше.
Самые идеальные альтруисты, по словам Райта, это клетки плесени, потому что они воспроизводятся асексуально, и у двух разных клеток совершенно одинаковые гены.
Вообще говоря, сторонники Гамильтона заходят так далеко, что приписывают склонность жить для других, тварям, которые не подозревают даже о собственном существовании.
Выше человека в этом смысле ставят, например, слизневые грибы. Это одноклеточные организмы, похожие на амеб и обитающие в навозе. Когда наступает голод, сообщают авторы открытия, эти существа сползаются в многоклеточное тело, похожее на гриб. Клетки, образующие ножку, обречены на отмирание. И кому стать ножкой, клетки выбирают сами.
Самоотверженные клетки даже хлопочут о собственных похоронах, чтобы и тут никого не побеспокоить.
«Принимая роковое решение, — рассказывают сторонники Гамильтона, — клетка заблаговременно сама готовит себя к погребению: вызывает «ритуальных агентов», роль которых исполняют макрофаги или соседние клетки», из тех, что добровольно записались в альтруисты.
Правда, все это фантазии биологов, которые принимают теорию Гамильтона за пятое Евангелие.
Слизневые грибы, это не единственные клетки, которым приходится уступать друг другу место под солнцем. Но происходит это не по их доброй воле.
В каждом организме клеток сначала образуется больше, чем нужно, и часть их обязательно погибает.
У маленького червячка Caenorhabditis elegans ровно девятьсот сорок пять клеток. Но первоначально их ровно тысяча семьдесят шесть. Сто тридцать одна клетка обязательно должна погибнуть.
И решение о самоубийстве обреченные клетки принимают не сами. Не по «внутреннему импульсу», как сказал бы Гольбах.
«У червяка Caenorhabditis elegans, — как выяснили биологи, — судьба клетки определена абсолютно жестко, и поменять эту судьбу у здоровой особи практически невозможно. Есть клетки, которым, можно сказать, на роду написано покончить жизнь самоубийством».
Когда наступает время, клетка получает «черную метку» — послание о том, «что она должна пожертвовать своей жизнью для благополучия организма».
«Это известие, — пишет Агол, — приходит из окружающей среды, либо от соседних клеток, либо от межклеточных веществ».
После этого внутриклеточные регуляторы вносят поправки в работу «отдельных генов», клетка разрушается, и на ее обломки набрасываются голодные макрофаги.