- Только вот бить меня ниже пояса не надо. И без тебя болит. Потом имидж отца безупречен.
- Имидж? Им отец нужен, а не словечки модные, балда.
К вечеру собралась вся семья. Сурово молчащие мужчины и взволнованные женщины, и безмерно счастливые внуки. Переходящие из рук в руки, осыпанные горами подарков, перецелованные, затисканные близнецы визжали от восторга и переполняющего их удовольствия.
- Бабули займитесь детьми, мы пойдём попаримся, - хлопнув Громова по плечу, поднялся Фёдор Егорович.
- Федь, а мы? - сунулась, было, Зинаида.
- У нас мужской разговор. Ромаха, поднимайся.
- Полегче там, но ввалить парку ему надо, - шепнула Зинаида.
- Не трогайте его, - кинулась к мужу Даша. Словно в её силах было защитить его от любого зла. - Он - взрослый мужчина, оставили бы вы его в покое. Если человек делает что-то с желанием, у него получается всё намного лучше. Он с желанием работает, с желанием любит. Не надо ему мешать.
- Даша, он отец двоих детей. Козёл, безрогий. - Прицыкнул на невестку впервые Фёдор Егорович. - Дети не тормозят его, так о жене молодой подумай, кровь с молоком баба, её время весёлое сейчас, рога хочешь заиметь.
- Это мои дети, - сделала ещё шаг непослушная Дарья.- Это я ему их на шею повесила. Он любит их, это правда, но если вы будете прикрываться ими, как щитом, то добьётесь обратной реакции. Он охладеет к этим и никогда не заведёт других. Про рога же вообще вспоминать не надо. Рома - вольная птица, а мою жизнь повязала любовь только к одному мужчине.
- Может ты и права Дарья, но с ним надо что-то делать, - сдался свёкор.
- Ничего не надо делать. Он вернётся, его учили возвращаться. Он профессионал и умный сильный мужик. Ему нравится его работа. Роман может её хорошо делать и чувствует себя в ней комфортно. Зачем его ломать. Будем стараться держаться на позитиве и поддерживать друг друга. Может быть: плакать, сходить с ума от неизвестности, но ждать. Моя участь такая: ждать, не надо меня жалеть. Я научилась относиться к своей жизни, как к игре, иначе я начинаю задыхаться. Это помогает мне справляться. Не волнуйтесь за меня. Я буду его ждать, я смогу его ждать.
Роман, молча стоявший у стены со сжатыми кулаками и не раскрывший рот даже, когда отец ему расписывал возможность получить "рога", притянув свою малышку к себе и сжав в железных объятиях, покрыл поцелуями её лицо. Его руки обручем сдавили её худенькие плечики. Могучие мышцы спины вздулись бугром. Её глаза переполняла нежность. Он смотрел в них, потрясённый и околдованный силой этой маленькой женщины, его жены. Потом прижался губами к её шее и жадно впился в её рот.
- Вы оба ненормальные, - растирала слёзы по щекам Зинаида. - Надя, ты чего молчишь? Скажи ей, она твоя дочь. - Как утопающий за соломинку кинулась она к Громовой.
- Боря тоже молчит. В нашу с ним жизнь никто не лез. Жили, как могли со своими тараканами в голове. Вот и они пусть сами свою лодку гребут. Мы поддержим и поможем.
- А детки, с ними как? - всхлипнула Зинаида. - Мальчишки, им отец нужен.
- Зина, не хорони его, - поддержал жену и Борис Викторович. - Ему и так не весело. Мы-то с Фёдором на что, не мужики что ли, с двумя пацанами не разберёмся. Ромахе поддержка сейчас нужнее морали. Со всем другим он разобрался сам и для себя всё уже решил. Наши вопли ничего не изменят. Скажем ему, что с женой и с детьми всё будет в полном порядке, а что ещё мы можем в этой ситуации.
- Славный у нас мужской разговор получился, - усмехнулся Фёдор Егорович. - Ты очень-то не расслабляйся, я тебе веничком сейчас хорошо врежу. - Подтолкнул сына, отрывая от жены, к дверям сауны.
Удовольствия от пара никакого, естественно, не было: Роман ждал продолжения.
- Пиво класс, как парок, Ромаха?
- Не плавай, батя, говори уж, для чего и затеял душегубку. - Вздохнул Роман.
- Нет, каков, почему нужно во всём искать подвох обязательно. Скажи ему, Борис.
- Ром, мы просто хотели сказать тебе, что на нас с отцом ты можешь положиться. Приглядим и за твоим семейством, и за бизнесом. - Похлопал парня по крутым плечам тесть.
- Борис правду сказал, - поддакнул отец. - Твои дети и жена под надёжной защитой. Ты служи - не волнуйся.
- Прости отец. Спасибо Борис Викторович. - Обнял родню Роман.
- Мы ж кумекаем, при матери не хотели разговаривать. Её тоже понять можно. Переживает очень. Ты при рождении своих пацанят присутствовал, понимать должен, что такое для матери дитя. - Шлёпнул его по загривку отец.
- Считай, что твоя наука не пролетела мимо. Пиво, что надо, и парок хорош.
- Давайте мужики нырнём, всё ж утрясли. - Подошёл к краю бассейна Фёдор Егорович.
- Подождите нырять, я не всё Даше сказал. Меня не будет два года. Потом сами скажете ей.
- Ёкорный бабай, - маханули в бассейн отец с тестем. - Это тебе Дашку любить не отлюбить сегодня. Силёнок не наберёшь.
- Наберу, если с детьми поможете.
Детей на ночь забрали к себе родители, и они принадлежали только себе. Роман устроил жену у себя на груди. Ему хотелось быть к ней поближе, и уложив её на своём упругом животе, он неосмотрительно подставил под Дашкины ласки подбородок, с которого она не спускала горячих губ и кое-что важное, с чем она играла коленом. Пришлось Роману спешно перестраиваться, чтоб не выдохнуться быстрее, чем бы ему того хотелось. Дашка закрыла глаза и упала в его жар, который жёг её губы, кожу лица. Она не мешала его языку забавляться с начинающими твердеть сосками. И сдерживая стон, когда разрывало от нетерпеливой руки наливающуюся тяжестью грудь, требовала ещё и ещё ласк. Исполняя её волю, умелая рука, сползая с груди, блуждая по спине, ласкала бедро, разливая по телу завораживающую дрожь. Ей самой хотелось впиться губами в его ненасытные и такие манящие губы, но она ждала, когда насытится он своими ласками над ней, чтоб сменить его уставшего и вновь затащить обоих в омут страсти, утопая в нём с головой. Распаляясь от его горячего дыхания и задыхаясь от вездесущего языка исследующего её рот, она то испуганно сдерживала его, то вдруг страстно льнула сама, и он вновь терял голову. Рассвет их застал тесно прижавшимися, друг к другу, счастливые и утомлённые они спали, забыв обо всём. Лёгкие тени у глаз и припухшие губы напоминали о безумной ночи.
Бугров мчал назад с горящим от ночных безумств лицом. Мысли путались в голове, тушуя реальность, отбрасывали его туда, где осталась Даша. Одна окутанная зноем прошедшей ночи и паутинами летнего утра. Сколько же сил ему потребовалось, чтобы развернуться, сесть в машину и уехать от неё в ту непростую жизнь ставшую его работой, в долгие месяцы и годы ожидания встречи. Он будет не жить, а проживать это время без неё. И когда будет совсем невыносимо, и когда от разлуки будет рваться сердце, он закроет глаза и снова будет видеть её, пахнущую ночью любви и травами. Этот запах будет обволакивать его, пробиваясь сквозь время и расстояние и уносить прочь от невыносимого настоящего туда, где ждёт его Даша. Оставив семью, Роман возвращался в ставшую пустой, неуютной квартиру. Он три раза пытался, простившись с Дашуткой, сесть в машину и три раза возвращался, целуя с новой силой вновь и вновь всю её с ног до головы и обратно. Пальцами, как слепой, исследуя каждый сантиметр жёнушкиного тела, словно стараясь запомнить её всю. От кончиков волос до ноготка на пальчике на маленькой ножке. После третьего захода Громов не выдержал, приказав дочери уйти. Роман стоял на коленях, плотно прижавшись к Дашиному животу.
- Уходи, немедленно уходи, он не уедет. - Оторвав Дашку от мужа, подтолкнул её к дому отец.
- Что ж это за страсть у него такая безумная к ней. С детьми лишний разок не поцеловался, а тут с ума сходит, - огрела рукой его по спине мать. - Отпусти и езжай с Богом.
- Роман, может мне тебя самому отвезти, ты в ненормальном состоянии. Опасно. - Стал настаивать отец.