— На работе? — переспросила она. — Накануне Рождества?
— Я… У меня возникло срочное дело… Ты уверена, что все в порядке, Крис?
— Ты не забыл, что через два часа мы встречаемся с моими родителями?
В трубке прозвучал похожий на чих смешок:
— О таких вещах не забывают, дорогая…
4. Баритон
Щелк. Она не уверена. В том, что увидела. Мираж. Самовнушение. Факт? Щелк. Мозг работает как фотоаппарат. Щелк, одна деталь. Щелк, следующая. Щелк, вся сцена целиком. Все как в старых немых фильмах 20-х годов: камера в руках оператора дрожит, изображение на поцарапанной пленке мелькает, смещается вправо, влево, останавливается на…
…их руках.
По черному экрану воображения плывут строчки диалога: «Видела их руки? Они лежали на столе рядом. Близко, даже слишком близко, когда ты открыла дверь… Что это значит?» Она шла по пустынным коридорам Высшего института аэронавтики и космического пространства, мурлыкая себе под нос «Еду домой на Рождество», забытую песню Криса Ри, щеки ее горели от мороза, снежинки таяли на ее белой куртке… Толкнув дверь, она переступила порог:
— Привет…
Это прозвучало довольно глупо. Кристина удивилась, увидев Денизу, и сразу поняла, что аспирантка изумлена не меньше. Удивление читалось и на лице Жеральда. А потом Штайнмайер поймала краем глаза какое-то движение. Их руки… Левая рука ее жениха — загорелая, сильная — опирается о край стола. Рядом, совсем близко, правая рука Денизы — тонкая, изящная, с идеальным маникюром. Кристина не была уверена, кто из двоих убрал руку — она уловила только жест. Держались ли они за руки, когда она открыла дверь? Может, да, может, нет. Но оба смутились. «Это ни о чем не говорит!» — поспешил успокоить журналистку голос рассудка. Окажись она сама в подобной ситуации — тоже, как пить дать, испытала бы неловкость. Все так, но сослагательное наклонение не в счет. А эти двое все время держатся рядом — на вечеринке, на пикнике… И сегодня, в канун Рождества, они оказались наедине друг с другом в пустом здании, чего не должно было случиться. Кристина захотела сделать жениху сюрприз, и ее затея удалась. Еще как удалась!
— Привет, — сказала она.
Дальше — тишина.
Мадемуазель Штайнмайер почувствовала, что краснеет. Как будто это ее застукали на месте преступления. «Тебя бросило в жар, но дело не в неловкости ситуации, просто на улице морозно, система обогрева в “Саабе” барахлит, а в помещении тепло». Самогипноз не подействовал…
Между прочим, она постучала. Точно постучала. Висящие на стене часы показывают время: 12.21.
— Здравствуй, Кристина, — подала голос Дениза. — Как поживаешь?
Имя у этой девицы было старомодным — но только имя. Ей было двадцать пять, она была невысокой и очень красивой, с безупречной белозубой улыбкой и отличными мозгами. А еще у нее были удивительные глаза — восхитительно глубокого цвета, зеленые, как любимый коктейль Жеральда. Глаза цвета кайпиринья. Безо льда. Кристина делила всех женщин, окружавших ее друга, на три категории: безобидные, заинтересованные и опасные. Дениза выбивалась из общего ряда, она была в высшей степени заинтересованной, совершенно НЕ безобидной и очень опасной… «Спрашиваешь, как дела? А ты как думаешь? Я застаю тебя наедине с моим будущим мужем в канун Рождества в пустом здании, где вам обоим совершенно нечего делать! Если б он сидел, ты наверняка оказалась бы у него на коленях и продолжила бы демонстрировать свое докторантское усердие, граничащее с благоговением. Так как же у меня дела?»
Однако здравый смысл советовал не торопиться с выводами.
Ларше, конечно же, смотрит на вещи иначе — как и все остальные мужчины. Невеста бросила на него короткий взгляд, и он ответил ей той особенной улыбкой, которая всегда расслабляла, согревала и успокаивала ее. Всегда, но не сегодня. Сегодня улыбка этого мужчины напоминала рефлекторно сократившиеся мышцы лица, в ней чувствовалась нервозность. Или досада?
— Разве мы не должны были встретиться у твоих родителей? — спросил он.
Дениза, как по команде, отошла в сторону, слегка оттолкнувшись ладонями от стола:
— Ладно, мне пора. Работа может подождать до среды… счастливого Рождества, Кристина. Веселых праздников, Жеральд.
Даже голос у нее был безупречным. В меру низким, с легкой хрипотцой. Штайнмайер ответила на поздравление дежурной фразой, хотя в глубине души ничего хорошего этой девушке не желала. Она проводила взглядом ее изумительную попку в изумительно сидящих узких джинсах. Затем дверь за Денизой закрылась, и ее каблучки зацокали по пустым коридорам института к выходу.