Было скучно.
Пьяная драка при виде троицы космодесантников разбежалась в разные стороны. Пожилую женщину, забывшую домашний адрес, с рук на руки сдали медикам. Выпили эрзац-кофе из автомата возле здания городского театра. Автомат еще работал, и это было странно, потому что от театра остался только первый этаж.
На маршруте оставался парк, мемориал и мусороперерабатывающий завод. Перед тем как свернуть в парк — памятное место! — Норберт надел шлем.
Нельзя патрулировать без шлемов, не по уставу, но местный ветер на удивление быстро перестал пахнуть гарью. Теперь им хотелось дышать, потому что он приносил запахи травы, тепла, лета, полевых цветов. Все нарушали правило. На Земле давно не было такого ветра. Очищенный воздух кораблей был никаким. А здесь… Здесь был новый дом. И пусть он начинался с военной базы, ребята успели поверить, что можно будет привезти семьи.
Норберт не думал ни о семье, ни о Земле. Ему хотелось, чтобы Джесс перестала злиться.
— Командир!..
В темноте что-то двигалось. Капрал Демарэ немедленно взял объект на прицел; системы брони идентифицировали технику.
— Это «Хьюго»! Нет… половина «Хьюго».
Даже кусок андроида мог быть опасен, если он не прекратил воевать. Здесь, в бывших зонах боевых действий, еще можно было встретить стационарную автоматическую турель, так почему не быть андроиду? Хозяин погиб, а машина продолжает бой…
Норберт только открыл рот, чтобы отдать приказ «Огонь!», как на аварийном городском канале отчетливо прозвучал сигнал «SOS».
На этом канале сидели все патрульные группы. С городской службой ЧС ситуация была только чуть получше, чем с полицией. Ее функции тоже частично перенял Альянс.
…
Ночь в госпитале тянулась невыносимо долго.
Квинте уже разрешали вставать и ходить по палате. От койки до окна. От окна до санблока. Раны заживали медленно, а после заката начинали болеть. И когда в палате выключался свет, она добиралась до подоконника и часами сидела, глядя на городские огни.
Мир сломался. Сначала сошел с ума, потом сломался. В нем не осталось ничего прежнего.
Иногда к ней приходила Марта. Скелет. Вся одежда болталась на ней мешком. Марта собирала ее ремнем, сгоняя складки назад, от этого гражданская куртка казалась военным френчем. Тонкая талия, о которой веселая медсестра всегда мечтала, теперь принадлежала другой женщине. Бледной. С губами, вечно сжатыми в тонкую полосу. С прозрачными глазами, будто вмерзшими в лед, настолько малоподвижным сделалось ее лицо.
В госпитале кормили, но Марта методично, изо дня в день, обходила палаты с ранеными, оставляя аккуратно приготовленные бутерброды. В половине случаев они сразу после ее ухода отправлялись в мусор; персонал плохо относился к нарушению режима питания. Квинта охотно ела. Колбаса была та самая. Иногда Джесси казалось, что бутерброды пахнут так же, как пахло на «четверке». Полевой хирургией, свежим кофе, дымом от курток товарищей.
Каждый раз они с Мартой долго сидели в обнимку.
Квинта приоткрыла окно, впуская в палату воздух летней ночи, и потому не пропустила звук двигателя. Она вытянула голову, пытаясь высмотреть на дороге транспорт.
В госпиталь кого-то везли. На очень большой скорости и без огней.
Дикс предполагала, что кто-то еще ведет против Альянса диверсионную войну. Обмолвки Марты позволяли строить догадки. Но никто не привез бы повстанца в госпиталь. Здесь прочно прописались земляне. Все левое крыло было занято военными.
Тогда почему без огней?..
К центральному входу неслась покореженная гражданская машина с открытым верхом. Чуть припадая на левую сторону, едва не чиркая брюхом по дороге. Фар у нее не было. Физически. Остались одни осколки. Из кузова торчали головы в характерных шлемах.
Квинта села поудобнее. Земляне подобрали брошенный транспорт. Покататься. Обычное дело.
Машина подкатила к госпиталю, остановилась. На заднем сиденье, рядом с бойцом Альянса, что-то лежало под грудой тряпья. Солдаты высадились, сноровисто вытащили из машины груз. Человеческая фигура без ног, точно раненый! Значит, кто-то еще воюет и даже успешно.
Квинта ощутила тень удовлетворения.
Пострадавшего втащили в здание и девушка снова принялась смотреть на город. Завтрашний день вызывал отвращение. Инвалидная коляска, процедуры, безвкусная каша на завтрак. Хотелось хоть немного растянуть ночь.