А ему нет.
Поэтому вместо того, чтобы обезвредить второго стражника, взять кого-нибудь в качестве живого щита и подушечки для стрел и тихонечко смотаться с площади, его потерявшее связь с разумом тело поступило по-другому.
Совершенно по-другому.
Он кинулся добивать первого подбитыша.
Удар кожаной перчатки с короткими тупыми металлическими шипами в висок стоящей на коленях жертвы, и все кончено. Тело медленно, скрипя тяжелыми доспехами, оседает на каменную мостовую.
Дальше алгоритм действий для пленника выглядел следующим образом:
Поймать от наконец-то проснувшегося второго стражника яростный удар тяжелой латной перчаткой.
Попрощаться с куда-то затерявшейся нижней челюстью.
Заорать остатками разорванного горла.
Тяжело приложиться о землю.
Пересчитать все криво положенные и от того больно царапающиеся камни.
Тридцать семь.
Последний раз долго, мутными, затекающими кровью и потом глазами посмотреть на собравшихся людей. Без ненависти. Вообще без каких-либо эмоций.
С одной лишь пожирающей сознание болью.
Неподалеку белобрысый стражник стоял над холодным телом своего брата.
На некотором отдалении, у другого, едва начинающего разгораться коптящим пламенем костра стоял одетый в цветастые одежды человек с необычным, разукрашенным растительными узорами струнным инструментом. Из сплюснутой лиловой шапочки барда торчало длинное гусиное перо. Он мучительно искал рифму к слову "костры". Наконец, щелкнув пальцами и цокнув языком, сказитель притопнул ногой, положил руки на струны, сыграл пару аккордов и негромко пропел:
-Горят столь дымные костры,
Глаза собравшихся пусты.
Поморщился, огляделся, убедился, что никто не слышал его позора и стал мучительно размышлять над новыми строками, рифмами.
И, конечно, метафорами. Не могут поэты без них, без метафор этих...
Закончив с предыдущим пленником, толстопузый, одетый в черные бархатные одежды, церковник тяжело вздохнул и медленно побрел к следующему костру. Впереди еще чертовски много работы.
Для священников и палачей наступают тяжелые времена...
Поднявшись на невысокий деревянный помост, священник набрал в грудь побольше воздуха и запел.
Он пел тяжелую, мрачную, диссонансную песню уже в одним богам известно который раз за последнюю неделю. Он пел песню Справедливости. Песню, которая, согласно всем правилам, должна остановить карающую руку над невиновным. Разумеется, ни единого раза за известную историю Анерота, ни один церковный палач не дрогнул над своей жертвой. Конечно.
Конечно, не могут же судебные дознаватели ошибиться. Не может толпа казнить невиновного. Никак не может.
Вслед за песней Справедливости следовала песня Милосердия. Священник начал петь ее не прерываясь, даже не переведя дыхания. Времени и без того бесконечно мало. Нужно торопиться.
Как известно, песня Милосердия отпускала освободившуюся от оков бренного тела душу на вольные просторы Обратного Мира, минуя даже саму Тьму. Известно это было лишь из легенд. По понятным причинам, опровергнуть этого никто и никак не мог. Но легенды же ошибаться не будут?
Голова человека безвольно повисла. Так оказалось немного менее болезненно. Сотни попыток выйти из виртуальности остались безрезультатными. Тысячи попыток снизить уровень болезненных ощущений тоже. Боль была такая, что сами по себе, непроизвольно, лились горькие слезы. Дышать получалось лишь с нереальными, нечеловеческими усилиями. Вместе с живительным, пропахшим горелой плотью воздухом он вдыхал и кровь. Свою собственную кровь. Кажется, бровь рассечена. Кажется, правая.
Он больше не замечал подобных мелочей. По сравнению с дикой болью на месте оторвавшейся челюсти, какая-то там рассеченная бровь была незаметным нейтральным обстоятельством.
Все, чего сейчас желал этот человек - это поскорее покинуть виртуальность. Покинуть этот мир, полный боли и запекшейся повсюду крови. Покинуть возможно даже навсегда, никогда больше к нему не возвращаться. Никогда больше не чувствовать настолько реальную боль в ставшем неожиданно настолько реальном виртуальном мире.
Как всегда и происходит в этой жизни, все произошло с точностью до наоборот.
Сознание вдруг стало резким, четким, сосредоточенным на окружающем мире. Боль при этом совершенно не пропала, даже не уменьшилась, но, к счастью, отошла слегка на задний план. Это обстоятельство заставило человека облегченно вздохнуть. И закашляться. Дышать с кровью оказалось не слишком-то удобно.