Я тихонько открыла дверь мастерской, нащупала выключатель и включила свет. Да… зрелище не для слабонервных… Все разворочено, даже половицы кое-где оторваны. Тут что-то искали. Интересно, нашли? Нет, если бы нашли, то Вассерман сейчас был бы здесь. Живой или мертвый — это уже другой вопрос. А раз его здесь нет, значит, не нашли… — пыталась успокоить я себя. Надежда, конечно, слабая…
Домой я возвращалась поздно. Так, еще один понедельник прошел и, как всегда, принес неприятности.
С утра меня захлестнул водоворот повседневных дел, наступило время оплаты счетов за аренду, время проплаты в типографию, и прочее, и прочее. Освободилась я только к обеду, тогда же и собрала планерку. Я не сторонница жесткого менеджмента, держать подчиненных в страхе, отчитывать за каждую секунду опоздания, давать строгача за любую промашку — не мой стиль. Нет, мне по вкусу свободный обмен свободных мнений. Так что наши планерки скорее напоминают семейные чаепития, вернее, кофепития.
Я вкратце рассказала о том, что увидела в мастерской Вассермана, о своих бесплодных звонках во все традиционные для Вассермана места отдыха и о том, что у меня никаких соображения нет.
— Может, в музей наведаться? — робко спросил Роман. — Вдруг Вассерману давали на реставрацию что-нибудь ценное и эта вещь была похищена?
— Исключено, — произнесла я. — Все ценное реставрировалось в мастерских музея. Все, что Анатолий Аркадьевич выносил из музея, фиксировалось в журналах выдачи. Я вчера звонила в музей, Вассерман в последние дни ничего, представляющего большую ценность, не реставрировал.
— Может, это связано с каким-нибудь клиентом, — предположил Кряжимский. — Может, он что-то ценное реставрировал из частной коллекции, кто-то прознал об этом и…
Я ухватилась за эту идею, как утопающий за соломинку.
— Возможно, Сергей Иванович, это мысль. Но вот как выяснить, с кем в последнее время имел дела Вассерман? Сами понимаете, коллекционеры народ скрытный. На всех углах о своих делах не кричат.
Тут, как всегда, влезла Маринка:
— А может, Вассерман просто случайно попал… Может, за кем-нибудь из коллекционеров следили, хотели у них что-нибудь украсть и… Давайте обратимся к этому, к криминальному авторитету. Он же нам должен помочь за оказанную услугу. Пусть узнает, чьих рук дело.
— Нет, только не к Кондратьичу. Я, если честно, уже и не рада, что помогла ему.
— Ну… все равно, не исключена случайность, — гнула свое Марина.
Замечание Маринки было по сути своей идентично замечанию Кряжимского, но мы все сделали вид, что наша секретарша придумала что-то оригинальное. У Маринки есть много бесспорных достоинств, но и недостатков не меньше. Среди них страстное желание показать, что место, которое она занимает, гораздо ниже того, которое соответствует ее умственным способностям. Причем никто не сомневается в этом, но Широкова одержима идеей доказать очевидное. Ее тайная мечта — раскопать что-нибудь эдакое.
Если честно, журналист из Маринки никакой, зато секретарь — незаменимый. С ее аккуратностью, способностью печатать любой текст в рекордно короткие сроки, безошибочно угадывать, кто перед тобой: налоговый инспектор или клиент, плюс преданность нашей газете и, главное, — превосходное знание нескольких иностранных языков. Но ей этого мало, она ужасно обижается, если мы не принимаем всерьез ее версии.
Поэтому мы всегда внимательно выслушиваем ее замечания.
— Хорошо, пусть Вассерман стал случайной жертвой. Тогда как нам выяснить, на кого был направлен удар?
— Пройтись по коллекционерам, — снова встряла Марина. — Спросить, кто в последнее время давал Анатолию Аркадьевичу что-нибудь на реставрацию.
Легко сказать, труднее сделать. Я достала большую тетрадь, прихваченную из мастерской реставратора. Своеобразный гроссбух. Сюда Анатолий Аркадьевич записывал кое-кого из своих клиентов, время получения вещи, сроки для памяти. Может, эта тетрадочка нам поможет?
Все записи велись аккуратно, выписаны красивым каллиграфическим почерком, буковка к буковке, без помарочек. Вот последний месяц, заказов было не так много, всего пять. Некто Козинцев Валентин Казимирович — луковка «Буре», затем мадам Штыцко Галина Васильевна — икона, предположительно начало XVIII века, потом следовала Журавлева Елена Анатольевна — часы с боем и двигающимися фигурками XVII века, потом два раза была написана одна и та же фамилия — Шакаленко Артем Тарасович — яйца лже-Фаберже… Вот, собственно, и все. Адресов, естественно, не было, оставалось надеяться, что Муза Иосифовна хоть кого-нибудь из них знает.