[4] Пани Ольга не печальная, а глупая (укр.)
18. Гореть вместе
Оля прокатила по горлу ком, резко образовавшийся внутри, но так и не протолкнула. Ей казалось, она задыхается, но виду пыталась не подать. Держала себя изо всех сил, несмотря на то, что где-то в середине ее естества все скрутило от отчаянного желания прямо здесь, прямо сейчас прижаться к Денису всем телом и уже не отпускать. И пусть бы он не отпускал ее. Как-то вмиг исчезло все остальное, что еще вчера казалось ей страшным и безнадежным. Единственное важное — его глаза и удивленный голос. А еще то, как он сейчас, в эту секунду смотрит на нее.
Надёжкина шагнула к Денису, близко-близко. И замерла на мгновение, не смея смежить веки — нельзя сейчас. Никак нельзя. Ни секунды терять. И снова удерживала себя от того, чтобы к нему прикоснуться. Даже останавливала почти занесенную для этого руку — которая стремилась дотронуться до Дэновой ладони. Сердясь на эту дурацкую руку, которая не хотела ее слушаться, она звонким голосом произнесла так, будто они остались одни:
— Здравствуйте, товарищ лейтенант.
— Привет! — отозвался Денис. — Ты здесь откуда?
Оля захватила побольше воздуха, чтобы на выдохе ответить, но все же задохнулась, едва начав:
— П… приехала. Так вышло.
Потом голос ее сорвался, и она беспомощно замолчала. Вместо нее в их реальность вторгся возглас пана Мыколы, оказавшегося совсем рядом:
— А я его сразу узнал! То ж ты его и малювала в альбоме, да? Смотрю — у командира лицо знакомое!
— Знакомое, — хрипло выдавила Оля, едва ли понимая, что говорит.
Басаргин медленно перевел взгляд с Оли на Бачея и обратно, упорядочивая разрозненную информацию. И главный вывод, который напрашивался, заключался в том, что Оля и есть та самая неугомонная помощница пана Мыколы, и она здесь не первый день.
— Интересно у тебя вышло… — в замешательстве проговорил Денис.
— Дэн, я объясню… — вспыхнули ее глаза одновременно с тем, как она снова подалась к нему.
— Сейчас есть дела поважнее.
— Да… конечно… — заморгала Оля, чуть кивнув. Но отойти от него так и не смогла.
— Так! — рявкнул Бачей, углядев в поведении командира и своей подопечной странную тенденцию к назревающему скандалу. — Хлопцы, привал окончен. Идем дальше. Назар, давай с собаками вперед! В тоннель. Оля, далеко не ходи.
— Да куда мне уже, — еле слышно пробормотала она, но при этом достаточно четко, чтобы Дэн разобрал. И теперь, когда они цепью снова отправились вперед, уже не позволяла себе отойти от него дальше, чем так, чтобы хорошо его видеть. Она совсем по-другому представляла себе их встречу. Она совсем не ждала, что обнаружит его здесь, уверенная, что он отсыпается на законном выходном. И вместе с тем, наряду с отчаянием, что все вышло совсем иначе, чем хотела, что он, кажется, далеко не в восторге от ее присутствия, Оля испытывала странную, неподвластную разуму эйфорию. Он — здесь. Не придуманный, настоящий.
Они нырнули в темный тоннель, включив фонари. И снова стали громко звать мальчишек по именам, слыша только собственное эхо. А Оля из всех грубых мужских голосов различала один-единственный, по которому отчаянно скучала столько долгих недель. И видела его тень немного впереди, постоянно делая рывки, чтобы догнать. А когда в очередной раз поравнялась с Денисом, зачем-то там же, в полумраке, понимая, что никто их и не видит толком, на секунду прильнула к его спине. На одну-единственную секунду, чтобы снова поравняться и молча идти дальше, пока остальные кричат.
— Давно приехала? — услышала она среди криков. В голосе эмоций не было, а лица Дениса Оля не видела.
— Вторую неделю, — без запинки ответила она.
— Значит, успела нагуляться. Возвращайся в Киев.
Она вздрогнула, но не остановилась, продолжила идти рядом. Ответ ее был коротким:
— Нет.
— Ты зря приехала, — сказал Басаргин, сделал два быстрых шага, увеличив расстояние между ними, и снова звал детей вместе с другими.
Оля медленно занесла руку, чтобы снова убрать волосы, и сама остановилась. Зря. Зря — потому что он теперь не один? Она не знала ответа на этот вопрос. Знала только, что в самом конце тоннеля брезжит свет. И когда они дойдут до него, ей жизненно необходимо увидеть его лицо. Почувствовать. Почувствовать его, как раньше. Чтобы понять, зачем он это сказал. Ее он или больше уже не ее.
Теперь Олин голос присоединился к остальным, выкрикивавшим детские имена. И она упрямо шла вперед, на свет, вопреки слепящим фонарям, за Денисом.
А когда они оказались снова под открытым небом, и им предстал вид на Ясиня, Оля опять оказалась совсем близко от него — словно бы ее притягивало магнитом.