— То есть проблема в поцелуе, а не в проведывании?
— У нормальных людей — да.
— Замётано, — усмехнулся Дэн. — Тогда договоримся на том, что проведывать приезжать буду, пока нормально ходить не станешь. Потому что твоему нормальному кому-то, вероятно, недосуг этим заниматься. Кстати, был бы нормальным, давно бы уже тебе хотя бы листву во дворе собрал. И на будущее: если свечку не держала, не верь всему, что болтают. Дыши воздухом дальше!
С этими словами он вынул из пакета очередной пирожок и завалился обратно на плед. Оля рассматривала его некоторое время, пока сама себя не заставила отвернуться. И устроиться в исходном положении — головой к его голове. Смотреть небо. И пусть все вокруг кружится дальше. На то и пляска летевших листьев. На то и ветер, колышущий кроны. И вино — ровно для того же. Может быть, чтобы развязать ей язык. И сказать все то, что давно уже следовало.
Оля и правда дышала. Медленно и спокойно, почти не моргая. Чувствуя, как рядом дышит Денис. Чувствуя, как воздух касается лица. Облака стали темнее. А ее желание сказать — больше. Но вместо самого главного она устало проговорила после продолжительного молчания:
— Он в другом городе живет, он не может помочь. А тебе, тем более, не обязательно.
— Не на другой же планете, — лениво отозвался Дэн.
— Я ему не говорила.
— Ну расскажи мне о том, какой он добрый и молодец, и если бы знал — то уже был бы тут…
— Не буду. Зачем тебе? Я могу говорить только о себе. Это же я с тобой целоваться отказалась, а не Артём, — Оля улыбнулась небу. — Я пытаюсь сгладить. Типа.
— Я понял, — Басаргин повернул к ней голову. В глазах прыгали смешинки. — Целоваться больше не будем.
— У тебя знакомого риелтора нет?
— Можно сказать, есть. Чего надо?
— Пока ничего. Так, справки навожу. Может быть, после Нового года придется искать другое жилье.
— Выселяют?
— Это бабушкин дом. Мать хочет продать… и… все сложно. Очень. В общем, я буду подбирать что-то.
— Поищем, — сказал Денис. — К родителям — не вариант?
— Совсем. Они, наверное, рады будут, но, когда я уходила от них, они не верили, что что-то получится. Не хочу давать им повод считать, что они были правы.
— А к моим?
— Дэн! — хохотнула Оля и легко коснулась кулачком его плеча.
— Что? — он удивленно вскинул брови. — Они хорошие, тебе понравятся.
— Можно я буду считать, что обстановка достаточно разрядилась?
— Ну так тебе ж виднее, — рассмеялся Денис.
Оля засмеялась следом, прикрывая ладонью глаза. Потом снова глянула на него, и смех вдруг оборвался. Вдруг дошло, что именно ее смущает. Не сходится. С тем, что в ее голове, не сходится то, что она видит. И давно. Не только сейчас. Она снова встала, потянулась к бутылке, плеснула себе еще немного вина — на глоток. И, улыбаясь во все тридцать два, проговорила:
— Холодает. Поехали?
— Поехали, — согласно кивнул Басаргин, пружинисто поднялся на ноги и протянул руку Оле.
Ее пальцы оказались в его ладони как-то совсем не спрашивая у головы. Раз — и все. И можно сколько угодно убеждать себя, что ничего такого, и что с ее ногой по-другому встать не выйдет, но факт оставался фактом. Коснулась руки и поняла: какое там «разрядилось»? Наэлектризовано. Воздух наэлектризован. Небо наэлектризовано. Листья наэлектризованы. Она наэлектризована. И его пальцы, кажется, вот-вот загорятся от прикосновения к ее коже. Или ей мерещится? Это ведь надо еще осмыслить — их поцелуй и ее реакцию. Остаться одной и осмыслить, если получится. Уложить в мозгах и в душе то, что сейчас она пыталась затолкать поглубже. Но поблизости не было миски со шликером, чтобы с ним смешать и забыть, только речной ил.
Оля поднялась, опираясь на Дениса, и не без усмешки проговорила:
— При возможности пни хорошенько Колтового от моего имени, а?
— Пнул уже…
Действительно пнул, вчера на спарринге. Мало тому не показалось, хотя несчастный Генка и не понял, что это вообще такое было.
Собрав плед, корзинку и Надёжкину, Дэн без особенных приключений, если не считать обещанное посещение супермаркета, где она безуспешно пыталась препираться, довез их до Олиного дома. Втащил в прихожую пакеты с продуктами и на пороге обернулся.
— Будет что-то надо — звони, поняла? — сказал Басаргин.
— Поняла, — кивнула Оля, не зная, чем объяснить самой себе эту ужасную горечь от того, что сейчас, еще через мгновение он уйдет, и она останется здесь один на один со своим коричневым поясом. Она прижалась лбом к косяку и проговорила: — Спасибо тебе, что приехал… и за вино, и что съездили погулять… Я не ожидала и… извини, что я так…