— Давайте бумаги, — влетел Басаргин, застегивая на ходу боевую куртку и удерживая подмышкой шлем.
— Даю, даю, — пробухтела Оля, заполняя документы и параллельно подсвечивая автомобили, которые должны отправиться на выезд.
— Я подхвачу! — фонила Машка, передавая бумаги.
— Там взрывоопасность повышенная, котельная в подвале, — обернулась Надёжкина к Денису.
— Учту, — кивнул он, забрал путевой и выскочил из диспетчерской.
Дальше связь держали по рации. Перебрасывались короткими фразами, пока Оля за пультом собирала информацию по объекту тушения — ее и озвучивала Басаргину, слушая его четкие ответы и от них же успокаиваясь. За столько лет она научилась держать волнение в узде. Особо, когда он выезжал на вызов. Четкое понимание, что в этой мощной машине она в качестве шестеренки значит никак не меньше тушилы, пришло почти сразу. Того и придерживалась при работе с любым отделением, кроме Басаргинского. Потому что стоило отправить на пожар Дениса, голову в ней поднимала мучительно и совершенно безнадежно влюбленная женщина, которой она совсем не знает.
«В доме восемь подъездов. Горит по второму этажу, начиная с третьего. Возможно, там очаг».
«Котел, судя по схеме, находится с другого конца дома» — это еще не фух, но хоть что-то.
«Ветер, зараза, поднялся. Юго-восточный. Четырнадцать с половиной метров в секунду. Уровень опасности — желтый. По прогнозу осадки».
«Басаргин, тебе далеко?»
«Еще минут пять, — протарахтело в рации, — если и дальше дорога будет чистой».
Дорога была чистой. А ситуация сложной, даже несмотря на то, что с котлом обошлось. Пожар локализовали на девяноста квадратных метрах. Но те выгорели до самых стен.
Из одной квартиры вытащили двоих детей. Живыми, но слегка потрепанными. Из другой — четыре трупа. Живых к живым — бригаде скорой помощи. По предварительным оценкам пожар спровоцировал взрыв самогонного аппарата. Бытовуха. Самая обыкновенная бытовуха.
Но как всякий раз, когда Басаргин возвращался на базу, Оля едва заметно, чтобы этого никто не увидел, осторожно переводила дыхание.
Дальше душ. Отдых. Учебка. Сегодня отрабатывают в дымокамерах[2]. Тренируют молодняк.
Дальше — долгое дежурство, которое снова тянулось в тишине и относительном покое.
Дальше — мелочь, из которой иной раз складывались сутки.
В эти — Оля надеялась Басаргина больше уже не видеть. И ни полкану, ни Каланче на глаза не попадаться. Первому — опасно. Второй — в последнее время излишне активничал.
Но дни далеко не всегда проходят так, как их планируешь, когда в жизнь вмешивается то, что иные называют обухом, который по голове.
Бог, как известно, троицу любит. Потому в некотором смысле встреча с Денисом была предрешена.
Он заявился на следующее утро, когда сутки подходили к концу. Слегка взъерошенный, но спокойный Басаргин переступил порог диспетчерской и осмотрелся.
— Где Машка? — спросил он, устраиваясь на месте отсутствующей.
Оля, застывшая на своем стуле, глядя на его перемещения, некоторое время задавала себе вопрос, что он здесь забыл. Но будешь молчать — совсем ничего не узнаешь. А ведь интересно, несмотря на то, что нервы явно подвергаются основательной щекотке.
Она отмерла, повернулась к нему всем корпусом и ответила:
— Кофе с Зоей пить пошла. Не понимаю, как он у них из ушей не льется.
— Типа ты кофе не пьешь, — весело отозвался Денис и, крутанувшись вокруг своей оси, резко подкатился к Оле. — Собственно, я пришел спасибо сказать, за вчера.
— За какое вче… — шестеренки проскрипели и стали в нужном положении. Надёжкина едва не хлопнула себя по лбу, когда дошло. Но удержалась. Только уголки ее губ дернулись в улыбке. — Я сонная, — сообщила она зачем-то. — И невменяемая. Но пожалуйста. Без проблем.
— Не очень верится. Пирогов гнобил?
— Ну… такое. Зашел про кошку уточнить и все. Уровень опасности ниже среднего.
— Ладно… Спасибо, правда.
— Если что, обращайся, — кивнула Оля. — Тебя-то хоть не сильно потрепал?
— Хрен у него получится, — усмехнулся Басаргин. — Не дождется. Ну пошел я тогда.
— Не гореть![3] — попрощалась Надёжкина и снова уткнулась в монитор, дождавшись ответного «Мы тушим» и хлопка закрывающейся двери. Скрыть свое удивление. От самой себя скрыть — свое удивление.
И начать свою совсем другую жизнь по окончании смены почти сразу после передачи дежурства подъехавшим девчонкам-диспетчерам заступающего караула.