— Я обратился к адвокату, чтобы узнать, что я могу сделать. И знаешь, оказалось, что у меня нет почти никаких прав. Чтобы добиться разрешения видеть ребенка, мне пришлось бы вести яростную борьбу в суде. А я этого не хотел, хотя трудно было поверить, что Ханна могла так со мной поступить.
Он некоторое время молчал.
Кейт вела себя подозрительно тихо, я даже заволновалась. Но выглядела она нормально.
— Хуже всего стало, когда родился ребенок, — продолжил Адам. — Я ведь вообще долго не знал, родился он или нет. Не знал, здоров ли он. Не знал, кто это, мальчик или девочка. Наконец, когда я позвонил им в очередной раз, ее отец сказал, что родилась девочка, что с ней все хорошо. Ханна тоже здорова, но говорить со мной не хочет.
— Надо же, какой кошмар! — вздохнула я.
— Да. Целый год я ничего о них не знал. И ничего не мог сделать.
Мое внимание отвлекли шаги на лестнице. Затем в комнату влетела Хелен. Она посмотрела на меня, потом на Адама.
— Что здесь происходит? — изумленно спросила она.
Я онемела. Не могла вымолвить ни слова. Не знала, что, черт побери, ей ответить.
Выручил меня Адам.
— Хелен, — сказал он мягко, — будь добра, дай мне еще несколько минут поговорить с Клэр.
— Еще чего! — взорвалась она. Потом помолчала, тщетно борясь со своим любопытством, и требовательно спросила: — О чем?
— Я потом объясню, — улыбнулся он ей.
Хелен стояла в дверях, и целая гамма чувств, в том числе подозрение и ревность, была написана на ее прелестном личике.
— Пять минут! — наконец решила она и, бросив на меня ядовитый взгляд, выскочила из комнаты.
— Ох, Адам, наверное, тебе лучше уйти, — пробормотала я.
— Нет, — возразил он. — Она на меня уже разозлилась, так что я вполне могу остаться и договорить.
— Тогда я умываю руки, — нервно предупредила я, дивясь его мужеству.
— Договорились, — спокойно согласился он. — Так вот, как я уже сказал, я ничего не слышал о Ханне целый год, даже привыкать начал. И когда, примерно месяц назад, она вдруг появилась, я не мог поверить своим глазам. И она привезла с собой Молли!
— Кто такая Молли? — перебила я. — Твоя дочь?
— Да, — подтвердил он. — Правда, ужасное имя для ребенка?
— Мне нравится, — покривила я душой.
Тут у меня слабое место, ведь и свою дочь я назвала не самым красивым именем.
— Приятно слышать, — усмехнулся Адам. — Но ты бы ее видела! Она потрясающая. Ей больше подошло бы какое-нибудь необыкновенное имя — вроде Мирабель или…
— Разве это не название ресторана? — перебила я.
Мне не понравилось направление, которое принял наш разговор. Особенно в присутствии Кейт. Мне не хотелось, чтобы у нее выработался комплекс неполноценности. Видит бог, ей и так выпали не лучшие карты. Я боялась, что лет через тридцать, когда она станет наркоманкой или алкоголичкой и начнет воровать в магазинах, она обвинит меня. Скажем, что все это из-за того, что я не дала ей красивого имени.
— Продолжай, пожалуйста, — вздохнув, сказала я Адаму.
— Ладно, — согласился он. — Вообще, мне кажется, что мы помирились. Ханна сказала, что очень жалеет о том, что все так получилось, что она не сразу познакомила меня с Молли. Еще она спросила, не поздно ли начать сейчас.
— И? — поинтересовалась я.
— Ну, сначала у меня было большое желание послать ее к такой-то матери.
Мама родная! Я едва не задохнулась. Поверить не могла, что Адам знает такие слова. И способен таить зло.
— Но тут я вдруг понял: это все равно что отрезать себе нос, чтобы досадить ей, — продолжил он. — Так что мы пришли к цивилизованному решению насчет опеки над Молли. И теперь мы снова друзья — во всяком случае, стараемся.
— Вот как! — вздрогнула я.
Что он имеет в виду, когда говорит «друзья»? Означает ли это, что они заваливаются в койку при любой возможности или они на самом деле только друзья?
Выяснить это можно было лишь одним-единственным образом: спросить.
— Это значит, что вы с ней… встречаетесь? Ходите всюду вместе? — спросила я по возможности безразличным тоном.
— Нет, — засмеялся он и взглянул на меня так, будто хотел сказать: «Ты вообще слышала, что я говорил?»
Слава богу!
— Нет. — повторил Адам. — Мне кажется, эго очевидно. В том-то и дело! И потому я так рад. Я могу принимать участие в жизни своего ребенка, не будучи в романтических отношениях с его матерью. Но в то же время я могу быть Ханне другом, потому что уважаю ее, — поспешно добавил он.
— Так ты в самом деле был рад видеть своего ребенка? — мягко спросила я.
Он кивнул, и мне вдруг показалось, что он готов расплакаться. «Пожалуйста, не надо! — в панике подумала я. — Я уже по горло сыта плачущими мужиками».