Для чего давать ему надежду, что она когда-нибудь сможет смириться, стать его женой, даже полюбить его? Княжич был еще очень юн, Марья теперь это осознала, и смотрел на нее восхищенно, как и полагается неопытному мальчишке, а у нее это вызывало лишь раздражение. После того как она полюбила Кощея, его ухаживания казались ей нелепыми. Хотя, может, окажись Марья в Китеже в отведенный ей срок, ее бы и очаровал златокудрый княжич…
Но ей нужно было узнать, что стало с Кощеем. Свадьба близилась, и на следующий же день плененное чудовище должны были казнить — это ей не понадобилось выспрашивать, это все и так знали. Омрачать праздник не станут, но после него сразу придет его черед. Времени оставалось мало.
Возвратившись, они неожиданно столкнулись с отцом Михаилом — тем самым стариком, что колдовал над ней что-то, когда Марья едва прибыла в Китеж. Он шагал целеустремленно — совсем не похоже, чтобы он прохаживался в свободное время, на пользу здоровью. Несмотря на белоснежную широкую рясу, обычную для жреца их Бога, Марья заметила, что старик крепок и широкоплеч, как воин — может, прежде он служил в дружине?
— Вы меня искали, отче? — с легким вздохом спросил Иван, спокойно улыбнувшись ему. — Прошу простить, задержался…
— Что ты, мальчик мой, это не такое срочное дело, — отмахнулся священник почти по-семейному. Он лукавил, не хотел смущать княжича, а на деле сгорал от нетерпения. Взгляд отца Михаила задержался на Марье, словно ему не хотелось бы, чтобы она стояла тут и подслушивала, но та притворилась рассеянной и посмотрела на Ивана…
— Нужно решить с податями, — пояснил он охотно. Видимо, то, что он выполняет княжескую работу, тоже заставляло его неизмеримо гордиться собой.
— И насчет… острога, — туманно намекнул священник, и Марья насторожилась: он определенно говорил о Кощее — кто еще был таким важным пленником, чтобы обсуждать его с княжичем? Дружинник позади них вздохнул.
— Я хотел бы сам посмотреть… — заикнулся Иван. — На эту богомерзкую тварь…
Впервые Марья услышала в его голосе искреннюю ярость, подрагивающую, опасную. И насторожилась.
— Позже, позже! — отговорился отец Михаил. — Простите, княжна, вынуждены вас оставить… Благослови вас Белобог во всех начинаниях ваших.
— Аминь, — согласилась Марья, стараясь скрыть, как ее путают эти церемонии.
Она задумчиво смотрела вслед Ивану, жалея, что не смогла разузнать ничего больше о Кощее — кроме того, что он жив и что китежцы, судя по всей этой суете, не знают, как его удержать.
***
Она заявила, что устала и хочет лечь пораньше, при себе оставила Любаву, а остальных служанок попросила удалиться. Те послушались: думали, ей нужно отдохнуть после встречи с женихом. До этого Марья снова притворилась проводящей время в молитве, признавшись как бы по секрету, что воспоминания о Лихолесье мучают ее. Ей поверили — а кто бы не поверил? Столько ужасов люди знали про этот темный лес. Никто не разубеждал их, сказки охраняли их от молодых дураков, ищущих славу… Но, видно, от самого главного из них не смогли уберечь.
А Марья сидела и ждала, что явится Вольга. Он не обещал ничего, но она предчувствовала гостей. Рядом с ней осталась Любава, хотя это и могло вызвать подозрения. Коротать время, говоря с подругой, было куда приятнее, чем постоянно оглядываться на окно и высматривать подлетающую птицу. Они вместе посмеялись над княжичем, который хотел заполучить ее сердце, похваставшись жестоко плененными птицами — напротив, это породило в душе Марьи глубокое неприятие.
— Он совсем юн, Марья Моревна, — вздохнула Любава, кривя губы в презрительной усмешке. Ей нравилось, что враг оказался так обманчив, что за ним ничего не стояло, кроме мальчишеских гневных воплей — слов, вложенных ему в голову священниками. — Возможно, он и не понимает, какая война началась из-за его криков о нечисти и грехе… Его же не выпускают из Китежа!
— Но Василий должен был рассказать ему, — поспорила Марья. — Вряд ли он совсем не сознает, что делает. Но Иван никогда не видел, какова война, как мертвые лежат на земле, а над ними грают вороны. Он не знает веса своих слов.
Это не остановило бы ее от убийства. Сейчас Марья держала гребень в руке, и ей казалось, что он становится тяжелее, наливаясь ее злобой. Она не делала одолжений: княжич должен был ответить, не важно, насколько он умен и смел. Лихолесье жгли и убивали с его именем на устах — и этого было довольно.
Она посмотрела на гребень и с беспокойством увидела, что он совсем потускнел. Сил у Кощея оставалось все меньше.
— Ты когда-нибудь слышала, откуда Кощей пришел? — допытывалась Марья у Любавы. Ей хотелось знать, что случилось в Китеже, и она гордо посмотрела на ведьму, напоминая, что она все еще царская жена, что на вопросы ее нужно отвечать незамедлительно.
— Разве же я знаю, моя королевна? — испуганно охнула Любава. — Ежели царь вам не поведал, думаете, я, простая прислужница, о чем-то знаю?
Марья улыбнулась, и впервые за долгий день улыбка ее была искренней.
— Я знаю, что народ шепчется, слухи всегда есть, — убедительно сказала она. — Мне нет дела, кто и как их начал. Я просто хочу знать…
Ей было неловко, что она раньше не спросила Кощея о его семье, но именно при разговоре о родичах он замыкался и замолкал, так что она не сильно досаждала расспросами. Марья тоже не любила вспоминать отца и не могла укорить его в скрытности. В прошлом Кощея было много боли — одну он принял и сделал своей силой, свыкшийся с жуткими шрамами от ордынских кандалов, но нечто детское, страшное он никак не мог побороть.
— Мы ничего не знали о нем, кроме того, что он пришел из степи, — начала Любава слегка таинственно, как будто начинала сказку. — Появился со стороны Лихолесья. Вольга Святославич был с ним; он отвел царя к Хозяину, чтобы тот исцелил те раны, которые даже сила Чернобога не вылечила, — в трепете проговорила она, понизив голос. — Они путешествовали, встречали нечисть, а мы… нам просто нужна была надежда. Там, где они задерживались, мы собирались и просили его о защите.
Марья представила это так живо: изумленно-мрачное лицо Кощея, насмешливый оскал Вольги и нечисть, приникающую к земле перед ним, отбивающую поклоны. Он никогда не хотел этих показных ритуалов — быть может, они напоминали Кощею службы в домах Белобога…
— Я пришла позже, но слышала о нем. О царе говорили как о спасителе, — уверила Любава. — Он выучился у Ядвиги и решился выступить против Китежа, защитить нас от притеснений. Я почувствовала зов, и я пришла к нему…
Усмехнувшись, Марья кивнула. Это Любава думала, что Кощей начал войну ради нечисти, но она скорее сказала бы, что он нуждался в армии, чтобы уничтожить Китеж. Кто подходил для этого лучше, чем обиженная нечисть, которую сгоняли с их земель, размахивая крестами и кадилами? Так что устремления ее мужа были отнюдь не так благородны, как их видела Любава. Она любила Кощея так же, как и Марью, и это была слепая преданность слуги — колдовство сделало это с ней или ее собственная природа?
— Но не все были так рады пришествию владыки, не так ли? — подогнала ее Марья.
— Да, среди нас и прежде были вожди. Без вожака в волкодлачьей стае никак, так же и с прочими… Им не нравилось, что царь появился из ниоткуда, а другие, напротив, говорили, что так и надо, чтобы он сошел к нам с неба! Мы ничего о нем толком не знали, — призналась Любава. — Он откуда-то отсюда, с восточных земель, как мы поняли по выговору. Но больше ничего. Он много не говорил о себе. Больше — о будущем. А у нас никогда не было будущего, и мы хотели ему верить.
И их наголову разбили соединенные силы князей. Те научились объединяться еще перед лицом тартар, когда стали проигрывать и терять богатые торговые города. Отец Марьи похвалялся доблестью, но Кощей всегда говорил, что их вместе собрали деньги. Никто не любит голодать — особенно владыки.