Кощей кивнул. Еще недавно причина, по которой Вольга выволок его в лес, не казалась такой уж важной, но теперь он увивался вокруг человечьих мальчишек и вглядывался, пытаясь разгадать. Может, все они втайне были нечистью, и потому смогли преодолеть ядовитое для людского рода течение реки? Но Кощей не ощутил ни единого вздрагивания силы, покойно лежавшей в руках.
— Чудовища задрали наше стадо! — воскликнул один из юнцов. — Мы пришли…
Вольга рассмеялся, и мальчишка замолк. Он-то прекрасно знал, что его отроки загрызли не целое стадо, а несколько овечек, притом не самых молодых; Кощею Вольга никогда не лгал, так что он не сомневался в рассказе побратима. Но человеческое дитя уже пыталось выкрутиться, юлить, представить задуманное благой местью за обреченное на голодную гибель поселение… Кощей не терпел обмана.
— Стоит ли сжигать все Лихолесье из-за пары старых животных? — спросил он железно, и мальчишка помимо воли втянул голову в плечи, хотя старался глядеть смелее и тверже, по-взрослому. — Уверен, вы видели лесные пожары…
— В лесу скрывается нежить! — гаркнул старший, не позволяя товарищам усомниться, проникнуться речами Кощея хоть на мгновение. — Если он обратиться пеплом, нам же лучше!
— Не твои речи, так чьи? — цепко спросил Кощей. Он умел различать вдохновенных детей, твердящих чьи-то чужие слова.
— Княжича китежского, Ивана! — воскликнули ему в лицо. — Скоро он соберет войско невиданное и придет спалить Лихолесье! И вызволит Марью Всеславну! Недолго тебе пировать, нехристь!
Оканчивая речь, мальчишка хотел плюнуть ему под сапоги, но Вольга так зарычал, что у того язык примерз к небу.
Кощей ненадолго отступил, тихо смеясь. Угрозы мальчишки заботили его мало, однако весть о княжиче… Верно, его желание вызволить якобы пленницу Марью разнеслось по всем землям — о нем знали не только вороны-соглядатаи, подбиравшиеся к княжескому терему, но и крестьяне Пограничья…
— Почему вода их не берет, Вольга, мне наскучила эта игра! — рявкнул Кощей. — Отвечай, старый прохвост, иначе я отдам тебя в услужение Марьи, она тебя загоняет!
— Кресты у них под рубахами дурно пахнут, — довольно проурчал Вольга. — Живой водою. Это тебе не чародейство их смешных старцев! Бел-Горюч камень отрыли в Китеже, тот, к которому подобрать семь ключей, а из-под него ручей… — детской присказкой перелился голос. — Охраняет он их. И деревяшка необычная, нос мне щекочет, сам погляди…
Волшба Белобога не могла причинить вреда никому в землях Чернобога, однако простенькие амулеты оказались куда разрушительнее, чем самые сильные колдуны, какие пытались штурмовать мосты на Смородине. Вольга осклабился; Кощей кивнул ему.
Рычащие волкодлаки не позволили мальчишкам дернуться. Нетерпеливо Кощей цапнул старшего за рубаху, раздирая косоворотку, добираясь костлявой когтистой рукой до простенького деревянного крестика — разодрал кожу, хватая. Горячая, живая сила куснула ладонь, не позволяя сорвать с мальчишки оберег, и Кощей недовольно взрыкнул, потянул на себя, обжигаясь. Тесемка лопнула, крест затерялся в сухой траве, а он медленно поднял ладонь, на которой вспухал водянистый волдырь ожога.
Ошалевшего мальчишку он толкнул в грудь, заставляя сделать размашистый шаг назад… Смородина лизнула его по ногам, промачивая портки, приникла, точно голодный зверь.
Дикий вопль потряс Пограничье, где-то завопили галки. Пахнуло едким, дерущим горло; мальчишка пошатнулся, упал в воду, окатывая их брызгами. Забился, точно его душили, драли на части. Кощей смотрел, как он горит в воде, распадаясь пеплом, а краем глаза отыскивал в траве деревянный амулет, вымоченный в живой воде. Осталась только одежда, покачивающаяся на воде, остальное рассыпалось.
Указав на оставшихся людей, он махнул было рукой…
— Они не из черни; может, сынки каких дружинников, — придержал его Вольга, наклонившись к самому уху. Мягким, успокаивающим голосом втолковывал: — Подле нашей границы всегда много китежских воинов стоит. Сам подумай, если всех их в Смородину скинем, назавтра не явится к нам целое войско?
— Явится не назавтра, так к концу седьмицы, — стиснув зубы, выговорил Кощей. — Китежский князь стяги собрал, скоро войну начнет.
Взглянул снова на этих ребятишек. Задержался на самом младшем, покачал головой: у проклятых не бывает детей, так что в нем не зародилось ни капли жалости. Коль они могли держать в руках кресала и подпалять ими подлесок, должны были отвечать по-взрослому…
— Выгнать взашей, — решил Кощей. — Пусть возвращаются на свои заставы и расскажут, что Белобог их не защитит. Что стоят его обереги, если их так легко сорвать…
Однако волшебные кресты взволновали его по-настоящему.
Вольга свистнул, и волкодлаки отволокли пленников от реки, к зачарованному мостку. Они упирались, не хотели идти, пораженные незавидной судьбой товарища, и волкам приходилось толкать их в спины. Священный ужас сквозил в глазах, обращенных на реку Смородину, и Кощей с ликованием признал, что так и должны люди глядеть на ее вечное течение.
— Княжич нахален и хвастлив, — выцедил Кощей, возвращаясь к коню. — Все еще думаешь, не нужно осадить его? Раз и навсегда?
— Представь: его небось купают в живой воде, ты и близко к нему не подступишься, — напомнил мудрый Вольга. — Граница не пустит тебя, а если ты и проберешься, останешься бессилен, когда тебе нужнее всего колдовство! Злобой дела не решить, и ты это знаешь!
— У меня есть право злиться на клятый Китеж, и тебе это тоже известно! — круто развернувшись, заявил Кощей. Обвинительно ткнул побратима в грудь; волкодлаки оставили их по приказу Вольги, так что оба они не были стеснены правилами.
Вольга задумчиво перехватил руку, оглядел почерневший ожог от креста и болезненно скривился, точно отголосок этого мучения передался и ему. Красноречиво ухмыляясь, он указал на когтистые ногти, на узловатые выступы синих вен, ярко выделившихся на белой коже.
— Вань, это нехорошо, — глубокомысленно протянул Вольга. — Мертвечина посадская краше выглядит.
— Какой я тебе Иван… Есть уж один, княжич, нам хватит.
— Так то княжич, а ты Ванька, — добродушно рассудил Вольга, показывая зубы, как кухонный кудлатый пес.
— Засеку на конюшне, — бессильно поклялся Кощей. Побратим подмигнул желтым волчьим глазом; Кощей много раз угрожал ему расправой: когда Вольга поперек его приказов лез, когда в Лихолесье притаскивал человечьих девок, когда заливал все медовухой, отмечая чьи-то именины…
И все-таки рядом с Вольгой ему было спокойнее: с его крепким плечом, большим топором и ехидной улыбкой. Хотя болтал побратим много и без продыху, словом никогда не ранил и не стремился унизить, и потому говорить с ним было легко. Точно по реке плыть. Кощей снова оглянулся на Смородину, подошел и опустил в прохладные воды обожженную ладонь.
— Проклятие тебя изводит, — беспокойно пенял ему Вольга, неосознанно вторя Марье. — Скоро оно не одни руки твои захватит, но и разум. Разве, думаешь, я не видел таких, как ты? Волхвы всегда баловались старой магией, жертвы приносили, кровь из зверюшек выпускали — тьфу, мерзость. Я видел, во что они превращались, Ванька, и мне приходилось их убивать — топором. Потому что их гнилой кровью отравиться можно: клыков не сомкнешь…
Вольга исходил многие дороги; иногда его сказки были лишь пустым хвастовством, трогавшим одних юнцов, едва поступивших в младшую дружину, но сейчас он говорил серьезно, стараясь глядеть в глаза Кощею. Он знал, что немногие на это способны, но побратим держался, не моргая, упрямо, тяжело дыша.
— Без силы Чернобога нам не победить Китеж, — напомнил Кощей. — Ведь они сожгут все Лихолесье, если их не остановить. Раздерут на клочки нечисть. Минет век, другой… И не останется их вовсе. Ты, может, и сможешь уйти, затеряться на распутье, но в посаде те, кому хочется покойной жизни.