- Ты приехала! - закричала она, врываясь в комнату. - Ну-ка, дайте мне взглянуть на мою племянницу. Клево! Представляете, я - тетушка. Ужас какой-то! Слушай, а правду говорят, что это все равно что попытаться выкакать диван? Скажи, мне всегда хотелось знать, зачем они всегда греют воду и рвут простыни во время родов?
В ожидании ответа она сунула свое лицо в корзинку. Бедный ребенок в ужасе завопил.
- Почему она орет? - возмутилась Хелен.
Ну что я могла сказать?
- Как ее зовут? - спросила она.
- Клэр пока не решила, как назвать девочку, - вступилась за меня мама.
- Нет, решила, - внесла я свою лепту в общую сумятицу и повернулась к матери. - Я назову ее в честь твоей мамы.
- Что?! - взвизгнула Хелен. - Ты не можешь назвать ее бабушкой Маквайер. Так детей не называют!
- Да нет, Хелен, - устало сказала я. - Я назову ее Кейт.
- А, поняла, - рассмеялась Хелен. - Но все равно, что это за имя для ребенка? - Затем, к моему ужаеу, она спросила: - Слушай, а где Джеймс? Он тоже приехал?
Она явно была не в курсе.
Я начала плакать.
- Почему она плачет? - потребовала Хелен ответа от мамы.
Мама тупо смотрела на нее. Она не могла ответить, потому что тоже плакала.
Хелен с отвращением смотрела на три поколения ревущих женщин.
- Что с вами происходит? Что я такого сказала? Мам. а ты почему плачешь? - спросила она.
Мы молча смотрели на нее, прижавшись друг к другу. Только что названная Кейт ревела как паровоз.
- Что происходит? - изумленно повторила Хелен.
Но мы продолжали молчать.
- Сейчас пойду вниз и спрошу папу, - пригрозила она, однако тут же закусила язык. - А вдруг он тоже начнет реветь?
Наконец мама обрела голос.
- Не надо, не ходи никуда, - сказала она, протягивая руку к Хелен. Иди и сядь рядом. Ты ничего плохого не сделала.
- Тогда почему вы все ревете? - спросила Хелен, неохотно присоединяясь к компании плачущих.
- Верно, а ты почему плачешь? - спросила я маму.
Мне не меньше Хелен было любопытно, с чет это мама расплакалась. Разве ее только что бросил муж? Или ей нужно сменить подгузник?
- Потому что я вспомнила бабушку, - всхлипнула мама. - Как жаль, что она не дожила и не увидит свою правнучку. Чудесно, что ты назвала девочку в ее чесгь. Она была бы очень рада. И горда.
Я почувствовала себя виноватой. По крайней мере, моя мама все еще жива. Бабушка умерла год назад, и нам всем очень ее не хватало. Я обняла все еще плачущую маму.
- Ужасно жаль, - задумчиво произнесла Хелен.
- Чего жаль? - спросила я.
- Ну, что бабушку не звали как-нибудь красиво - например, Тэмсин или Изольда, - сказала она.
Не знаю, почему я не убила ее на месте. Странно, но на Хелен невозможно было сердиться.
Затем она обратила свое внимание на меня.
- А ты чего ревешь? - спросила она. - Господи, знаю, наверно, это послеродовая депрессия! В одной газете писали про женщину, у которой была эта штука, так она выбросила ребенка с двадцатого этажа, потом не хотела открывать дверь полиции, а когда дверь взломали, оказалось, что она неделями не выносила мусор, в квартире была жуткая грязь и вонь, а потом она хотела покончить с собой, но ей помешали и посадили на электрический стул, - с восторгом поведала Хелен, которая не очень придерживалась фактов, если можно было рассказать жуткую историю. - Или, может, ее посадили в тюрьму, неохотно добавила она. - Все равно, что с тобой такое? - жизнерадостно спросила Хелен, возвращаясь к старой теме. - Здорово, что мы не живем на двадцатом этаже, правда, мама? А то бы она размазала ребенка по патио. И Майкл устроил бы нам скандал за то, что развели грязь.
Майкл был престарелым лентяем с дурным характером, который появлялся дважды в неделю, чтобы ухаживать за нашим садом величиной со спичечную коробку. Гнев Майкла был страшен. Так же, впрочем, как и его работа в саду в тех редких случаях, когда он вообще что-то делал. Мой отец так его боялся, что не решался уволить. По сути, ею боялась вся семья. Даже Хелен предпочитала с ним не связываться.
Я хорошо помню одно холодное утро год назад, когда моя бедная мама стояла в саду, замерзая в одном платье и фартуке (который она носила лишь для вида), безнадежно кивая и страшась уйти, а Майкл подробно объяснял ей, широко размахивая секатором, что кусты не следует тримминговать, потому что иначе упадет стена.
- Понимаете, миссис, кустарник нужен, чтобы удерживать стену.
Еще он утверждал, что если траву стричь, то она пожухнет и пропадет.
Матери наконец удалось вернуться на кухню, где она долго гремела посудой, готовя Майклу чай.
- Ленивый, старый негодяй! - со слезами жаловалась она мне и Хелен. Никогда ничего не делает. Я из-за него пропустила очередную серию. И трава уже по колено. Мне перед соседями стыдно. Мы тут единственные, у кого не сад, а джунгли. Так и хочется плюнуть ему в чай!
Жалостливая пауза. Считаем до трех.
- Да простит меня господь! Хелен, оставь в покое это печенье. Оно для Майкла.
- Почему Майклу достается хорошее печенье, если ты его ненавидишь, а мне приходится есть крекеры? - громко спросила Хелен.
"Резонный вопрос", - подумала я.
- Шшш, - сказала мама, - он может тебя услышать.
Майкл снимал свои идеально чистые сапоги у задней двери. На них не было ни единого пятнышка.
- Нас ведь ты не ненавидишь, - не унималась Хелен. - Но мы не получаем вкусного печенья. И ты ненавидишь Майкла, - последние слова были произнесены очень громко в сторону двери, - но он получает дивное печенье. - Она мило улыбнулась Майклу, когда он при-хромал в кухню, держась за спину, будто надорвал ее на непосильной работе в нашем саду.
- Добрый вечер, - проворчал он, подозрительно взглядывая на меня: он явно решил, что о нем говорила я. Никто не может заподозрить Хелен, ведь у нее такое невинное, ангельское личико.
- Налить вам чай? - спросила мама.
Позже, уже совсем вечером, я слышала, как родители спорили на кухне.
- Джек, ты должен что-то ему сказать!
- Слушай, Мэри, я сам подстригу траву.
- Нет, Джек, мы ему за это платим. Он должен выполнять свою работу. А то забивает мне голову всякой ерундой. Считает меня за дуру.