Иван Сергеевич выбрался из стройных певческих рядов и встал рядом с доктором, не зная, куда девать руки.
— Товарищи! Вот этот необыкновенный человек! — сказал Аркадий Борисович. — Это старший технолог завода безалкогольных напитков Иван Сергеевич Травкин… У него ТРИДЦАТЬ ТРИ ЗУБА!
Раздался оглушительный хохот.
Люба съежилась, страдая за мужа.
Аркадий Борисович спокойно переждал гам, потом продолжал:
— Ничего смешного здесь нет. Пора бы, кажется, знать, что у обыкновенного человека, всего тридцать два зуба. А я как специалист, знаю, что за всю историю стоматологии, а история эта насчитывает тысячелетия, такой случай встречается впервые.
— Это ложь! — вдруг кто-то громко крикнул из задних рядов.
— Что?.. Кто это сказал? — тихо спросил побледневший Аркадий Борисович.
— Это я с-сказал, — в зале поднялся невысокий лысеющий человек.
— Вы?!.. — Аркадий Борисович растерялся. — А почему вы так считаете, товарищ Прохоров?
— Ложь!
— Объясните, — робко сказал доктор.
— В д-другом м-м-месте! — сказал Прохоров и, выбравшись из своего ряда, гордо вышел из зала.
Зал загудел.
— Пусть зуб покажет! — закричали из задних рядов.
— Одновременно все зуб увидать не смогут, — «остроумным» голосом сказал конферансье. — Поэтому прошу трех желающих подняться на сцену и убедиться!
Никто не вышел. Тогда в первом ряду поднялся пожилой активист:
— Товарищи, я предлагаю включить в счетную комиссию товарищей: Перельмана, Мамедова и Федотова.
— Кто — «за»? — спросил конферансье.
Все подняли руки.
Перельман и Мамедов пошли на сцену, а Федотов, встав, сказал:
— Даю самоотвод… Я пьяный — у меня двоится… — и сел.
Поднялась женщина.
— Товарищи, — возмущенно сказала она, — а почему одних мужчин? Я предлагаю ввести женщину!
— Предлагаю Горину, — сказал активист.
Возражений не было. Тогда Горина — та самая женщина, которая протестовала, тут же пошла к сцене.
Довольный активист сел.
Иван Сергеевич стоял, разинув рот, а тройка избранных считала:
— Тридцать один, тридцать два, тридцать три! Точно! — подтвердили они.
Раздались бурные аплодисменты.
Счастливая Люба гордо посмотрела на соседей.
— А сейчас! — объявил конферансье. — «Пусть всегда будет солнце» в исполнении хора завода безалкогольных напитков.
— самозабвенно солировал дед Митрич.
По улицам города Верхние Ямки неслась карета «скорой помощи». Ревела сирена. Собаки сходили с ума, выворачивались из-под колес и неслись за машиной, надрывая глотки бешеным лаем.
Карета промчалась мимо завода безалкогольных напитков, мимо пожарной части и закусочной, вылетела на окраину города и затормозила возле домика Ивана Сергеевича. Из нее торопливо выскочил Аркадий Борисович, одетый в дорожный плащ и шляпу, стукнул в оконную раму.
Выглянула Люба:
— Сейчас. Сейчас идет!
Первые любопытные показались из облака пыли, поднятого машиной. Это, конечно, были мальчишки.
На втором этаже кто-то громко, раздраженно чихнул, и высунулась голова директора Иванова.
Из дома вышел Иван Сергеевич с чемоданом, его жена Люба и детишки. Толпа уже увеличилась — подошли и встали, разинув рты, несколько старух и стариков. Все почтительно молчали.
— Иван! — заорал сверху директор.
— Я, — ответил Травкин.
— Значит едешь?
— Еду, дядя Толя.
— Фроську проинструктировал что-где?
— Да.
— Чтобы послезавтра вернулся!
— Постараемся, — ответил за Ивана Сергеевича доктор.
— Нехорошо, доктор, — закричал Иванов Аркадию Борисовичу. — У меня новый напиток, а вы специалиста увозите.
— Не я, — сказал Аркадий Борисович. — Облздравотдел вызывает. Товарищ Пристяжнюк.
Директор снова чихнул, чертыхнулся и с раздражением захлопнул окно.
— Присядем на дорожку, — сказала Люба.
Все семейство уселось на скамейку в палисаднике, а доктору места на скамейке не хватило, он сел на чемодан Травкина.
Травкин обнял жену, детишек, надел кепку и полез в санитарную карету. Завыла сирена. Машина рванулась.
Собаки и мальчишки бросились вслед за машиной. Колька, было, обогнал других, но споткнулся, упал и заревел…
Начальник облздравотдела Галина Петровна Пристяжнюк, могучая усатая женщина ткнула в пепельницу окурок папиросы и сказала приоткрывшему дверь ее кабинета Аркадию Борисовичу:
— Заходи, Шереметьев.