— А как же… Ведь сам говоришь — уникальный случай.
— Материала маловато, — неуверенно сказал Аркадий Борисович. — А потом проверить все-таки надо…
— Поможем… Я сама, лично, помогу… А можно и вместе писать. Коллектив — это, отец, сила! Нравишься ты мне, Аркаша… По рукам?
— Я… я с удовольствием, — пробормотал Аркадий Борисович.
Пристяжнюк встала и заходила по кабинету.
— Это хорошо — диссертации, — сказала она. — Пора, пора заняться наукой, а то текучка совсем заела…
— Сложно… и я думаю, что… — начал Аркадий Борисович.
— А как не! Конечно, сложно! Ну, давай, отец, по этому случаю, — Пристяжнюк полезла в шкаф, достала две маленькие стеклянные баночки и аптекарскую бутыль. — На работе, конечно, нельзя. Я сама это строго пресекаю, — она налила в баночки. — Но в виде исключения… Держи! С2Н5ОН — она протянула Аркадию Борисовичу баночку и сама, крякнув, опрокинула свою.
На бульваре стоял газетный стенд. За стеклом висела свежая газета с портретом Ивана Сергеевича Травкина. Рот его на фотографии был широко открыт, под снимком была небольшая заметка с заголовком «Феномен».
На ближайшей к стенду скамейке сидели Иван Сергеевич и Безродный. У каждого в руках было по бумажке.
— Значит так… — говорил, глядя в бумажку, Безродный. — Она спрашивает: «Кто этот человек, который так скромно сидит за столиком?»… А вы что?
— А что я?.. Это она вас спрашивает.
— Правильно. А я ей, значит: «Это Иван Сергеевич Травкин — наш гость из города Верхние Ямки?»… А вы что?
— А я?.. — Травкин, глянул в бумажку… — А я, значит, говорю непринужденно: «Родился я в 1921 году в городе…»
— Да нет, подождите… Мы же еще к вам не подошли… Она меня еще спросит: «Значит это и есть тот человек, у которого тридцать три зуба?»
— А я что?
— А вы: «Да, это я! Единственный в мире!»
— Точно!
— Ну, а потом я рассказываю свою автобиографию.
— Точно.
— Только вот… вот здесь, — Травкин ткнул в бумажку, — где я говорю про школу, я скажу, что когда мне было двенадцать лет, я поймал сома на сорок килограмм.
— Это не надо, — сказал Безродный.
— Почему?
— Ну, кто же этому поверит?
— Но я же поймал!
— Хорошо, хорошо, — улыбаясь, подмигнул Безродный, — не будем об этом.
— Вы, что — тоже не верите?! — возмутился Травкин.
Безродный снова улыбнулся.
— Иван Сергеевич, я сам ловлю всю жизнь. В нашей речке таких сомов не бывает. На пятнадцать я ловил, а больше не бывает.
— А как же я поймал?
Безродный вздохнул, взял Травкина за пуговицу:
— Иван Сергеевич, я, конечно, простой корреспондент небольшой областной газеты. Для меня выступить с вами по телевизору, а потом поехать в Москву очень большая честь и даже, может быть, поворот во всей жизни… Но я, Иван Сергеевич, человек честный и людей в заблуждение все равно вводить не позволю.
— Вы что же… считаете, что я хочу вводить людей в заблуждение? — вспыхнул Травкин.
Безродный не ответил.
— Хорошо, — заволновался Иван Сергеевич. — Хорошо! — Он полез по карманам, нашел в бумажнике фотографию, протянул ее Безродному. — Это что, по-вашему? На фотографии улыбающийся Травкин держал в руке огромную рыбину.
— Это щука, — сказал Безродный.
— Каждый дурак знает, что это щука… Вы скажите: сколько она весит?
Безродный вгляделся повнимательней, сказал:
— Три с половиной… четыре килограмма.
— Девять, — сказал Травкин.
— Ну, хорошо. Пять!
— Эта щука весит девять килограмм сто тридцать грамм ровно!
Безродный вздохнул.
— Вот так же и ваш сом, — сказал он.
Травкин как-то сразу успокоился, аккуратно положил фотографию в карман, сказал:
— В таком случае я выступать не буду.
— В таком случае и не надо, — сказал Безродный. — Правда дороже. — Они отвернулись друг от друга.
Директор завода безалкогольных напитков, в пижамных штанах и майке, сидел у себя дома перед телевизором и пил чай. Шла передача «На голубой огонек». Директор, широко зевал, слушая выступление неизвестного писателя.
— Известно, что новое содержание требует для своего выражения новой формы, но, с другой стороны, и новая форма требует для себя нового содержания, ибо нельзя новое содержание втиснуть в прокрустово ложе старой формы, так же, как и старое содержание нельзя вместить в рамки новой формы.
Анатолия Петровича не волновала эта проблема. Он встал и уже протянул было руку, чтобы выключить телевизор, когда вдруг увидел за дальним столиком физиономию своего старшего технолога Ивана Сергеевича Травкина. Анатолий Петрович протер глаза.