Васин обернулся. Тролли стояли сзади. Они помахали руками и пошли прочь, напевая и приплясывая.
Когда Васин наклонился, чтобы отыскать часы на земле, их там не было.
Часы обнаружились у него на руке.
На третьем этаже целовалась парочка. Промокший, запыхавшийся Васин прошел мимо них, позвонил в квартиру. Раздался лай. Бобылев открыл дверь. Он держал за ошейник молодого ньюфаундленда.
— Это я, — сказал Васин.
— Заходите, Пал Иваныч, а я уж думал, что вы заблудились. Джек, замолчи, Джек, я кому говорю?
Васин вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.
— Вы один? — спросил Бобылев. — Раздевайтесь.
— А с кем ты меня ждал?
— Когда вы позвонили и сказали, что хотите у меня переночевать, я подумал… Джек, ну что с тобой! Как тебе не стыдно. Не знаю, что с ним случилось. Никогда ни на кого не лаял. Я его в ванную закрою. Проходите.
Васин заглянул в комнату. На диване лежало сложенное постельное белье, рядом горел торшер, на стене висела большая репродукция.
— Что ты подумал? С кем ты меня ждал?
— Я подумал… ну, может, вы с супругой.
— Что это? — сразу спросил Васин, показывая на репродукцию.
— Где? — спросил Бобылев, заглядывая в комнату. Джек следовал за ним. Бобылев прижал собаку к стене. — Это Гойя… «Маха обнаженная». Репродукция.
— Вижу, что репродукция. А это что? — Васин показал на флакон, стоящий на тумбочке.
— Это? Одеколон. Польский.
Джек продолжал лаять.
— Понятно, — сказал Васин.
— Пал Иваныч, — сказал Бобылев. — Я его лучше в гараж отведу, а то он так и будет всю ночь лаять.
— А у тебя и гараж есть?
— Временный, но там сухо. Пошли, Джек. — Бобылев начал подтаскивать Джека к двери. — Пал Иваныч, я, пожалуй, там с ним останусь, а то он молодой, будет нервничать. Сейчас. Только подушку возьму. А вы располагайтесь.
— Нет, Бобылев, не буду я у тебя располагаться. Не на того напал.
С этими словами Васин пошел к двери.
— Пал Иваныч, вы куда?
Васин уже вышел на лестницу.
— Я твою схему понял, Бобылев.
Васин стал спускаться по лестнице.
— Какую схему, Пал Иваныч? О чем вы?
— Элементарную, — он здесь со своей… с махой одеколонится, а ты с этим уродом в гараже пережидаешь. А потом он у тебя всю жизнь на крючке и пляшет под твою дудку…
— Кто он? Пал Иваныч? Какую дудку?
— Нужный человек.
— Какой человек?
— Молчи, сколопендра.
Васин вышел во двор. Моросил дождик. Кое-где горели окна» отражаясь в лужах. Неподалеку от подъезда Васин углядел беседку со скамейкой. Васин сел на скамейку и ему стало так грустно, что жить не хотелось. Ему было холодно. И идти было некуда.
Ученики принесли старому Троллю осколок зеркала. Тот нашел ему место в раме. Ученики присели на корточки и стали ждать.
На открытой веранде дворца танцевало несколько балетных пар. Оркестрик разместился в стороне. Король и его ближайшие придворные смотрели балет. Король — сидя в кресле, остальные — почтительно стоя сзади.
На сцену выбежала прима и замерла. Дирижер изогнулся в истоме, ведя палочкой в воздухе. Скрипка послушно начинала вести нежную партию.
И вдруг скрипачу попал в глаз осколок зеркала. Он зажмурился…
В тот момент, когда прима в изящном па взлетела над сценой, скрипка начала разрывать слух жестокими звуками.
Прима замерла. Дирижер был в ужасе. Король поднял бровь. А когда король поднимает бровь, это плохо. Придворные недоумевали.
В беседку осторожно, даже робко вошел человек, по тщательности движений и выверенности шагов которого было ясно — он безнадежно, но привычно пьян.
— Извините, — сказал он Васину. — Я не помешал?
Алкаш присел рядом. Вздохнул. Ему хотелось поговорить.
— Выгнала, — сообщил он.
Алкашу было холодно. Он дрожал.
— Щас будет звать, уговаривать, вернись, Василий! А я — нет. Принципиально. Нет у меня дома. Нет родного угла.
Алкаш вгляделся в Васина, спросил:
— А где Лешка?
— Кто?
— Ошибся, прошу прощения.
Наверху открылось окно. Обозначился женский силуэт.
— Василий! — раздался голос.