— Ну, дикторша… Которая с тобой по телевизору выступала.
— Не знаю.
— Красивая… А у тебя бритвенные лезвия есть?
— В чемодане, — Иван Сергеевич ткнул пальцем под кровать.
Миша вытащил чемодан Травкина, открыл его и тихо обрадовался.
— Рыбка! — сказал он, разворачивая жирную бумагу. — Хочешь? — спросил он, отламывая большой кусок.
— Не-е-е…
— Вкусная, — сказал Миша, аппетитно чавкая.
— Кило триста. Я ее на кружок поймал, — похвастался Иван Сергеевич.
— Домашняя, значит, — сказал Миша уважительно и отломил еще кусок. — А я вот никак жениться не могу… Всю жизнь по столовкам…
— Что, не нравится никто?
— Наоборот, мне почти все нравятся. Только я никак познакомиться не могу. Наверное, во мне шарма нету. Вот ты, дядя Ваня, как думаешь, есть во мне шарм?
— Не знаю… О-о-о!!! — вдруг взвыл Иван Сергеевич, хватаясь за щеку.
Они вышли из гостиницы и сели в такси.
— В какую-нибудь зубную поликлинику! — сказал Миша, усаживаясь рядом с водителем.
Машина тронулась.
— Хуже нет, когда зуб болит, — сказал таксист, шипя и шепелявя. — Рожать и то легче.
— А ты что — рожал? — спросил Миша.
— Рожать-то я не рожал, — прошепелявил таксист. — А зубов всего пять штук осталось… Теперь берегу, а раньше, по глупости, чуть заболит — сразу — дерг!.. Говорят, в каких-то Ямках снежного человека поймали и у него тридцать три зуба… Житуха: рви — не хочу!
— А как его поймали? — поинтересовался Миша, оглянувшись на Ивана Сергеевича. Тот держался за щеку, не слушал.
— А он, говорят, водопроводные трубы перегрызал… Весь город без воды оставил… Вчера по телевизору показывали… Сам не видел, а толкуют, что он дикий совсем… Конечно, приодели его для выступления, а порядков он не знает, зубы скалит…. Дикторша ему: пой! А он не понимает… Сырых грибов, говорит, дайте. Ну, а откуда они там грибов возьмут?.. Так и не раскололся.
— Ты все перепутал, друг, — тихо сказал Миша. — Никакой он не снежный человек.
— А кто? — живо спросил таксист.
— Марсианин. Только это, конечно, между нами…
— Могила! — сказал таксист, радостно сверкая глазами.
— А чего вам ехать в поликлинику? — спросил он, подумав. — Там народу — до утра сидеть. Вот тут платный доктор живет. Здорово рвет!
— Останови!.. — сказал Миша.
— Вон тот подъезд, — сказал таксист, затормозив. — Квартира тринадцать. Семен Семеныч.
Иван Сергеевич выскочил и побежал к подъезду. Миша сунул рубль шоферу, догнал Травкина, на бегу засмеялся:
— Ну, дядя Ваня, снежный ты человек, оказывается.
Ивану Сергеевичу было не до шуток.
Они поднялись по лестнице и остановились у квартиры № 13. Миша длинно позвонил. Дверь приоткрылась, выглянул Любашкин, курносый, круглолицый человек, в толстых роговых очках.
— К Семен Семеновичу! — сказал Миша, дергая дверь, чтобы открыть ее пошире. Но дверь оказалась на цепочке.
— Семен Семеныч в Воронеж уехал, — Любашкин, не отрываясь, зачарованно смотрел на Травкина. — Навсегда… Переселился…
Иван Сергеевич с отчаянием махнул рукой, и они пошли по лестнице вниз.
Любашкин пристально глядел им вслед. Потом бросился вперед, напоролся грудью на цепочку, торопливо отцепил ее и помчался по лестнице, крича:
— Товарищ Травкин! Товарищ Травкин! Минуточку!
Он схватил Травкина за руку и ласково сказал:
— Товарищ Травкин, зайдите ко мне. Я очень прошу… На пять минут… Всего на пять минут. Вы вчера так хорошо выступали. Моя жена будет в восторге.
— Не могу — зуб болит.
— У меня есть. У меня есть, — Любашкин нежно подталкивал Ивана Сергеевича.
— Розочка! — крикнул Любашкин, заглядывая в кухню, не отпуская руку Ивана Сергеевича, — Розочка, посмотри, кто к нам пришел в гости!.. Это же Травкин.
Из кухни выглянула жена Любашкина, всплеснула руками.
— Я сейчас! — побежала она в комнату.
Комната Любашкиных выглядела несколько странно. В простенке между окнами стояло большое, в натуральную величину распятие. Христос истекал кровью на черного дерева кресте. В другом углу стоял аквариум. В аквариуме рыбки ныряли в грот из ракушек. На стенках висели: тарелки, кокосовые орехи, ржавая шашка, деревянный штурвал, сапог со шпорой и пустые бутылки с заграничными этикетками.
Розочка сдернула с себя фартук, бросила его в спешке на распятие, стащила через голову платье, забросила его в шкаф и, облачившись в узкие брючки, позвала:
— Заходите!
— Прошу! — Любашкин чрезвычайно любезно, но в то же время настойчиво, затолкал Ивана Сергеевича и Мишу в комнату.