Врачи склонились над столом. Под портретом Травкина было написано: «Человек, у которого тридцать три зуба».
Врачи переглянулись.
— Черт, — сказал один. — Неудобно получилось.
Женщина-психиатр вздохнула:
— Теперь, надо думать, в ближайший месяц пациенты пойдут с тридцатью тремя зубами.
Раскрылась дверь, и вошел Прохоров.
— Отп-пустили д-да? Эх, вы!.. Отп-пустили!.. П-п-поверил и, что у него т-тридцать т-три зуба?.. Да!.. А в-ведь это не у него, а у меня т-тридцать т-три зуба! — Прохоров достал бумажку со своим зубом, вытащил его и, оскалившись, приставил пальцы с зубом к щеке. — В-видали?!.. Эх вы!..
Он повернулся и пошел к дверям.
Женщина кивнула, и санитары сомкнулись, загородив ему выход.
— Первый! — прокомментировал молодой врач.
Травкин и его друзья вылезли из «Запорожца» Любашкина у небольшого старинного особнячка. Там их уже ждали… Затрещали кинокамеры, полыхнули молнии блицев. Из толпы навстречу Ивану Сергеевичу выбежала Розочка. Она остановилась на мгновение, а потом, нежно и стыдливо поцеловав его в щеку, сказала:
— Иван Сергеевич, милый!.. Мы так здесь переволновались!.. — В ее глазах осветилось обожание.
— Пойдемте, пойдемте, Иван Сергеевич! — сказала Пристяжнюк, беря его под руку.
Роза крепко подхватила Травкина с другой стороны, и вся толпа повалила за ними в особняк.
Иван Сергеевич сидел за низким столиком в битком набитом корреспондентами зале. Справа от него сидела Розочка, закинув ногу на ногу, дымя сигареткой. Слева сидел и смущался Аркадий Борисович. Позади тесной группой стояли Любашкин, Миша, Безродный и молодой, но известный поэт и писатель Родион Хомутов. Отблеск славы сиял на лицах друзей Травкина.
Могучая женщина Пристяжнюк, не отрывая глаз от бумажки, обращалась к присутствующим:
— Дамы и господа! Товарищи. Разрешите представить вам нашу гордость — первого человека на планете с тридцатью тремя зубами! — (бурные аплодисменты). Я не буду задерживать ваше вниманий на том, что уже широко известно по прессе, и только скажу: наше скромное открытие представляет немалый интерес для мировой науки, и я думаю, что скоро мы организуем специальный институт для изучения данного явления… Наше время ограничено, господа, прошу задавать вопросы… Иван Сергеевич, в зале находятся иностранные корреспонденты, аккредитованные в Москве… Прошу, господа! — Пристяжнюк коленом отодвинула стул вместе с сидящей на нем Розочкой и сама села рядом с Травкиным.
— Мистер Травкин, — спросили из зала. — Вам раньше никогда не казалось, что вы чем-нибудь отличаетесь от остальных людей?
— Нет!.. — энергично замотал головой Иван Сергеевич.
— Какое вы имеете хобби?
— Что такое «хобби»? — шепотом спросил Травкин у Пристяжнюк.
— Не знаю, но это чистой воды провокация…
— Иван Сергеевич, в свободное время ловит рыбу на мормышку, — волнуясь, сказал Любашкин. Он любит природу…
Пристяжнюк, прищурившись, пристально посмотрела на Любашкина и сказала:
— А ты мне нравишься, отец?
Любашкин захихикал.
— У меня нескромный вопрос к очаровательной супруге господина Травкина… Если она разрешит, я его задам.
— Это он меня, что ли, за вашу супругу принял? — смутилась как девочка, усатая Пристяжнюк.
— Меня, — спокойно сказала Розочка. — Пожалуйста, задавайте любой вопрос!
— Сколько вам лет? — спросили из зала.
— Восемнадцать, — не задумываясь, солгала Розочка.
— Господин Травкин, испытывали вы когда-нибудь влечение к звездам?
— Да, — подумав, сказал Иван Сергеевич. — В детстве… Дед у меня был… Так вот, мы с ним любили на звезды смотреть… Ночь, мороз, снег блестит, и звезды блестят… а мы смотрим… И все так жутко — особенно, если где-нибудь собака завоет… — здесь лицо Ивана Сергеевича перекосилось, и он опять схватился за щеку.
В цеху завода безалкогольных напитков, там, где когда-то был расположен алтарь, на полированной дубовой подставке сверкали под ярким летним солнечным лучом огромные бутыли.
Перед ними стояли директор Иванов и лаборантка Травкина Фрося.
— Ну, так что же будем делать? — спросил директор Фросю. Иванов был небрит, помят и чувствовалось, что он очень устал.
— Черная она, «сырость» эта, — сказала Фрося.
— Сам знаю, что черная. Так ведь «прохлада» тоже черная, а вот, где какая, пойди отгадай.