— По вкусу только Иван Сергеевич знает, — сказала Фрося.
— А, ну-ка, кликни Митрича, — приказал директор Фросе. — Пусть попробует. Может, разберет?
— Разберет, как же! — проворчала Фрося. Она подошла к окну и крикнула:
— Митрич!
Дед бросил шланг, из которого поливал клумбу, пересек двор, залез на ящик у стены, спросил, всовываясь в окно:
— Чего?
— Митрич, попробуй, может, различишь? — взмолился директор.
— Давай, — согласился дед. — Слыхали, Травкин-то наш в Москве на артистке женился.
— Знаем, — вздохнул Иванов. — На! — Он протянул деду два стаканчика с черной жидкостью.
Дед поочередно отпив из обоих, сказал:
— Вроде бы вот эта.
— Лей! — приказал Иванов Фросе. — Была не была!
Фрося, с трудом подняв огромную бутыль, вылила из нее черную жидкость в чан и начала перемешивать.
— Еще телеграммы пришли, — сказал дед. — На одну я ответил даже. — Он полез в карман и достал скомканный телеграфный бланк. — Слушайте, что пишут:
«Директору Иванову добавить осеннюю прохладу восемнадцать процентов грибной сырости воины нашего гарнизона хотят завязать переписку девушками вашего завода сержант Иванов».
— А я им ответил: «Девок нашем заводе нет, переписывайтесь с пекарней». Здорово, да? — дед сипло захихикал.
— Дай-ка сюда, — сказала Фрося. Взяла у деда телеграмму и, бережно сложив ее, спрятала в карман спецовки. Потом она зачерпнула длинной ложкой жидкость из котла и пригубила.
— Класс! — сказала она с преувеличенным восхищением.
— А ну дай-ка, — Иванов в нетерпении выдернул у нее ложку. Он с волнением отпил и… сморщился так, будто бы проглотил ежа.
— В реку! — сказал он. — Все к чертовой матери — в реку!
— Господин Травкин, — Ивана Сергеевича все еще мучили иностранные корреспонденты. — Как вы относитесь к версии профессора Унгаретти о вашем марсианском происхождении.
— Отрицательно, — ответила за Травкина Пристяжнюк.
— Были вы за границей?
— Нет! — подсказала Пристяжнюк.
— Был в Берлине и Праге.
— Вы ездили туда по служебным делам?
— Я не ездил, я пешком…
— В качестве туриста?
— Нет. В пехоте.
Грохнули аплодисменты.
— Галина Петровна, — прошептал Аркадий Борисович, показывая Пристяжнюк часы. — Мы опаздываем!
— Дамы и господа! — Пристяжнюк встала. — Разрешите на этом закончить эту интересную пресс-конференцию. Благодарю за внимание!
— Значит, вы и есть уникум? — спрашивал сидевшего в кресле Травкина профессор Баранов, старенький, но еще крепкий человек. — Интересно.
Они находились в просторном, оборудованном новейшей аппаратурой кабинете научно-исследовательского института.
— Да, — грустно сказал Травкин. — Болит он очень. Просто невозможно терпеть.
— А зачем же терпеть? — сказал Баранов. — Шприц! — приказал он ассистенту.
…Сразу после укола Иван Сергеевич ощутил огромное облегчение: боль исчезла. Он потянулся в своем клеенчатом, медицинском кресле и зажмурился от блаженства. Травкин так устал от событий дня, так хотелось ему сейчас спать, что голоса людей вокруг как бы перестали уже доходить до его сознания. Но резкий телефонный звонок заставил его открыть глаза. Профессор взял трубку.
— Да? Профессор Унгаретти?.. Уже прилетел?.. Здравствуйте, коллега… Да… Здесь… Он в отличном состоянии. Ждем.
Распахнулась дверь, и в комнату вбежал Унгаретти невысокий плотный человек с блестящими черными глазами.
— Чао, коллега! — крикнул он Баранову. — Быстрее! Быстрее!! — обернулся он к ассистентам, втаскивающим в кабинет какой-то громоздкий прибор. — Очень рад, — Унгаретти дружески похлопал Травкина по щеке, ласково подергал за ухо. — Раздеть! — приказал он ассистентам.
Два ассистента подошли к Травкину и ловко стянули с него рубашку и брюки.
— Ложитесь! — Унгаретти подтолкнул Ивана Сергеевича к покрытому толстым слоем резины столу.
Ассистенты стали прилаживать на ляжки Травкина присоски с датчиками.
— Я занимаюсь проблемами Марса уже сорок лет, — быстро сказал Унгаретти. — Сейчас мы измерим биотоки вашего мозга, биотоки сердечной мышцы и электрический потенциал спинного мозга, если показания совпадут с теми, которые я рассчитывал теоретически, то ваше марсианское происхождение будет доказано.
— Я… готов, — сказал Травкин и хотел сесть, так как ему было неудобно разговаривать с профессором лежа. Но Унгаретти властным движением уложил его обратно.