— Не так… О, мама миа! — зарычал он на ассистента, который подключал к голове Ивана Сергеевича сложный прибор, напоминающий водолазный шлем. От прибора тянулись сотни проводов. — Лобный контакт должен быть точно посередине, иначе пациента ударит током.
— Вы уже испытывали аппаратуру? — поинтересовался Баранов.
— Конечно! — воскликнул Унгаретти. — На себе самом!
От Ивана Сергеевича уже тянулись в разных направлениях всевозможной толщины провода и кабели. На панели прибора мигали сигнальные лампочки.
— Шторы! — приказал Унгаретти и подошел к рубильнику.
Баранов тревожно глядел на Ивана Сергеевича. Тот успокаивающе пошевелил большими пальцами ног. В комнате стало темно, и светился только экран осциллографа.
— Ток! Начали! — крикнул Унгаретти.
По экрану забегали волнистые линии, и в ту же секунду раздался дикий вопль — что-то среднее между пожарной сиреной и ревом осла. Люди в белых халатах метнулись, было, к дивану Травкина, но властный голос остановил их:
— Спокойно! Это кричит не пациент! Это звук его далекого прошлого!
Вопль прекратился так же внезапно, как и начался, и только треск электрических разрядов нарушал космическую тишину.
Волнистые линии на экране выстроились в четкий рисунок, напоминающий пчелиные соты в разрезе.
— Свет! — резко приказал Унгаретти.
Зажегся свет.
Унгаретти подбежал к Баранову и закричал:
— Сомнений больше быть не может! Вы сами видели! Поздравляю, коллега!
Ассистенты в мгновение ока отсоединили от Травкина датчики и помогли ему одеться. Иван Сергеевич сидел на диване и часто моргал.
— Как самочувствие?.. — подбежал к нему Унгаретти. Он схватил руку Ивана Сергеевича, проверяя пульс.
— Ничего… — сказал Травкин. — Ну как? Чего там получилось?
— Брависсимо! — воскликнул Унгаретти, снова дергая Ивана Сергеевича за ухо. — Аривидерче! — крикнул он и выбежал из комнаты.
Ассистенты с приборами побежали за ним.
— Иван Сергеевич, мне надо с вами поговорить, — сказал профессор Баранов Травкину, — когда они остались одни. — Обстоятельства складываются так, что вам, возможно, придется взять на себя очень почетную, но в то же время, к сожалению, чрезвычайно опасную миссию, — голос Баранова звучал задушевно и в то же время торжественно. — Опыт профессора Унгаретти подтвердил ваше марсианское происхождение. Следовательно, вам будет легко найти общий язык с существами, населяющими Марс. То, что я вам сейчас скажу, является строжайшей тайной… Мы располагаем аппаратурой, которая способна отправить биологическое вещество в любую точку Вселенной, конечно, разложив его предварительно на элементарные частицы. Вам понятно, куда я клоню?
— Нет, — сознался Иван Сергеевич.
— Вам предлагается отправиться в космос и войти в контакт с марсианами, — продолжал профессор. — Не буду скрывать от вас, что шансы вашего возвращения на землю так ничтожно малы, что можно вообще не принимать их в расчет.
Баранов замолчал.
— Ясно, — без особой радости сказал Травкин, слезая с операционного стола. — А по радио с ними никак нельзя войти в контакт.
— Нет, — вздохнул Баранов.
Иван Сергеевич заметил, что ширинка у него не до конца застегнута и машинально застегнул ее. Потом он по-солдатски затянул поясной ремень, тяжело вздохнул и сказал:
— С женой надо посоветоваться.
— Конечно, — сказал Баранов. — Мы предвидели это. Идите за мной.
По улицам Верхние Ямки, вздымая облака пыли, неслась черная закрытая машина в окружении эскорта мотоциклистов. Ревели сирены. Собаки сходили с ума от злобы, выворачивались из-под колес и неслись за машиной и мотоциклами, надрывая глотки бешеным лаем.
Эскорт без остановки промчался мимо завода безалкогольных напитков, мимо пожарной части и закусочной. И взлетел на окраину городка. Здесь, у дома Ивана Сергеевича, машина остановилась, мотоциклисты соскочили с мотоциклов и выстроились. Из машины вышли Иван Сергеевич и профессор Баранов.
Домик был тих и, казалось, затаился.
В тишине громко чихали черные от пыли мотоциклисты.
Иван Сергеевич приметил в окне лицо супруги и почесал затылок: он побаивался. Тогда Баранов взглянул на часы и кашлянул. Иван Сергеевич пошел к дверям.
Первые любопытные показались из облака пыли. Это, конечно, были мальчишки.
— Люба, — сказал Иван Сергеевич, входя в комнату. — Я должен покинуть вас, может быть, навсегда… Дело в том, что сейчас…
Но тут звонкая пощечина прервала его речь.
— Вон!.. Вон отсюда!
Иван Сергеевич потер ушибленную щеку и сказал, тихо, без обиды: