— Нет, это совершенно исключено.
— Тогда пишите «Заиц»… Мне теперь все равно.
— Спасибо, — поблагодарил человек в очках и исчез.
Сопровождающие опять встали по бокам Ивана Сергеевича, и он быстро пошел к дверям. Какая-то торжественная музыка зазвучала в огромном зале. Иван Сергеевич не оглядывался.
За дверью большого роста человек поднял руку, преграждая Травкину путь дальше. Иван Сергеевич торопливо полез в карман и достал пропуск. Человек внимательно сверил лицо Травкина с фотокарточкой на пропуске, поставил компостер и вернул обратно.
Сопровождающие остались возле дверей.
И Травкин, уже в полном одиночестве, вышел на огромное, пустое пространство.
Тихо шуршал по траве легкий ветерок. По небу тянулись лохматые тучки. Головки степных цветов бились о ботинки Ивана Сергеевича. И он несколько раз нагнулся, срывая цветы.
— Займите позицию на бетонной площадке! — ахнуло над пустынной степью.
И одиночество Ивана Сергеевича от этого железного приказания стало еще более пронзительным.
Иван Сергеевич оглянулся и увидел маленькую полтора на полтора метра площадку среди цветов. Он ступил на нее, поставил рядом с собой чемоданчик и высморкался.
У телевизора в квартире Ивана Сергеевича сгрудились Люба, Вовка, Колька, директор Анатолий Петрович, сослуживцы и друзья Ивана Сергеевича по рыбалке.
На экране с чемоданчиком в руке и пучком степных цветов Иван Сергеевич. За ним вздымалась ракета. Иван Сергеевич молчал, переминался с ноги на ногу. Казалось, он всматривается прямо в лицо Любы. Она не выдержала и заплакала.
Иван Сергеевич на экране собрался с силами, начал говорить:
— Вот какое дело… улетаю я, товарищи…
— Вот какое дело… улетаю я, товарищи! — звучал над степью голос Ивана Сергеевича. Он густо насытил пустынную степь, прокатился, повторенный эхом, до самого горизонта.
Иван Сергеевич переждал, когда смолкло последнее эхо, посмотрел в небо, сказал:
— А здесь дождь скоро будет… Говорят, в дождик уезжать — хорошая примета. — Он поморщился, надвинул кепку на глаза, чтобы никто не мог заметить, как блеснули у него слезы. — Ну да что тут говорить — все ясно! Прощайте, товарищи!
Иван Сергеевич низко поклонился в пустоту перед собой и взял в руки чемодан.
— Встаньте в центр площадки! — приказал железный голос.
Иван Сергеевич послушно встал.
— Левее на два сантиметра!
Иван Сергеевич передвинулся на два пальца влево.
— Десять! — ударил железный голос, Иван Сергеевич зажмурился.
— Девять!
— Восемь!
— Семь!
— Пять!
Здесь наступила короткая пауза, и Травин открыл глаза.
— Тьфу, черт! Шесть! — поправился железный голос.
— Пять!
Травкин опять зажмурился.
— Четыре!
— Три!
— Два!
— Старт!
Ударил гром, на месте Ивана Сергеевича полыхнула вспышка, и Травкин исчез. Только легкий дымок крутился в центре бетонной площадки.
— исполнял сводный хор завода безалкогольных напитков любимую песню Ивана Сергеевича. Запевал Прохоров. Изо рта хористов густо шел пар. Хор стоял возле ворот завода. Был морозный зимний день. Над воротами хорошо видна была надпись: «Завод безалкогольных напитков им. ТРАВКИНА И. С.».
Перед хором возвышался накрытый брезентом обелиск. Вокруг обелиска толпились земляки Ивана Сергеевича и постукивали нога об ногу, пытаясь согреться этим старинным русским способом.
Хор умолк.
С временной деревянной трибуны к землякам Травкина обратилась Пристяжнюк.
— Дорогие товарищи! Друзья! Сегодня мы открываем памятник вечному страннику Вселенной Ивану Травкину!
Толпа захлопала.
— Он был талантливым технологом, образцовым семьянином и выдающимся рыболовом! Память об Иване Травкине в наших сердцах! Пускай Вселенная всегда будет для него пухом! — Пристяжнюк махнула рукой.
Хор запел «Песню о Тридцать Третьем Зубе».
С памятника медленно сползло покрывало.
На невысоком постаменте был установлен бюст Ивана Сергеевича. Травкин смотрел в небо. На его непокрытую голову ласково опускались снежинки. Травкин мудро и загадочно улыбался.
Плачущая Люба и по-взрослому серьезные Колька с Вовкой подошли к памятнику и возложили на постамент по цветочку. Затем Пристяжнюк и Аркадий Борисович приволокли и положили возле подножья огромный железный венок, увитый лентами.
Толпа стала медленно расходиться.
Была густая, зимняя ночь. Ветер завывал в голых ветвях деревьев, мела поземка. Посреди площади слабо белел памятник Ивану Сергеевичу. Жалобно звякали железные листики венка, и траурно развивались траурные ленты.