— Потише бы, — сказал Миша примирительно. — Видишь плохо человеку.
— А ты кто такой?! — взвился Хомутов. — Ты кому указываешь, подхалим?!
— Не надо махать руками, — попросил Миша и легонько отвел в сторону руку поэта. — Выйдем, поговорим, — тихо сказал он.
— А я, между прочим, боксер! — крикнул Хомутов.
— Да! — кивнул Миша, — пойдем.
— А между прочим, у меня первый разряд, — говорил Хомутов, идя за Мишей по тротуару.
— Да! — спокойно сказал Миша и остановился у водосточной трубы.
— Смотри! — крикнул Хомутов. — Я тебя предупреждал! Лучше извинись!
Миша вздохнул, покосился на трубу и вдруг боднул ее головой. Труба сплющилась. Поэт с ужасом посмотрел на Мишу, повернулся и решительно пошел прочь. Отойдя шагов десять, он оглянулся. Тогда Миша сделал движение, будто он хочет броситься за ним. Нервы поэта не выдержали, он быстро побежал.
— Ваши документы, гражданин!
Около Миши стоял постовой милиционер.
Миша достал удостоверение и сказал смущенно:
— Я — водолаз.
— Простите! — сказал милиционер, отдал удостоверение, почтительно козырнул и ушел.
Тихо было на маленькой станции города Верхние Ямки в то утро. За деревянным штакетным забором добродушно мокли под легким дождиком старые тополя. Тускло блестели рельсы. На маленьком пристанционном базарчике, прямо на перроне, под треугольной деревянной крышей привычно скучала бабушка с мешком яблок. Заблудившаяся курочка, нахохлившись, притаилась под мокрым лопухом возле заборчика. И тихо подрагивали вокруг курочки облетевшие одуванчики.
Дежурный вышел из здания станции, хрустя сапогами по мокрому гравию. Поглядел на приближающийся поезд. Паровоз коротко гуднул. С тополей поднялись и закружились галки. Вагоны тихо остановились. И почти сразу двинулись дальше.
Из последнего вагона сошел на перрон Иван Сергеевич. И еще кто-то сошел на перрон, но из первого вагона. Это был Прохоров. Он шел навстречу Ивану Сергеевичу, помахивая авоськой.
— Приехали! — сказал Прохоров. — Здорово! — миролюбиво поздоровался он. И даже весь осветился улыбкой.
— Здорово, — сказал Иван Сергеевич и тоже улыбнулся.
— А меня в сумасшедшем доме от заикания излечили! — сказал Прохоров. — Все дело в нервах было.
Они вышли на пристанционную площадь. Дождик все шуршал по листве тополей и по лопухам. Тишина раннего утра застоялась в узких улицах и садах.
— А меня током лечили… Пива выпьем? — сказал Прохоров.
— Не охота, — отказался Иван Сергеевич.
— Тогда дай двадцать копеек, а? — попросил Прохоров.
Иван Сергеевич поставил чемодан, банку с рыбами и достал двугривенный. Прохоров кивнул и пошел к вокзалу.
Иван Сергеевич весело шел по улице своего родного городка.
Улица была пустынна. В конце ее виднелись поля, сизая лента речки, дальний лес.
На обычном рыболовном месте, под ивами сидел только один старик Митрич. Поплавок неподвижно лежал на воде. Клева, очевидно, не было совершенно.
— Клюет, Митрич? — спросил Травкин, подходя ближе.
Старик, угрюмо взглянув через плечо, сердито пробормотал:
— Клюет… как же! — и опять уставился на поплавок. — Из-за тебя, жених, вся рыба подохла.
— Как так?!
— А так… разорался в телевизоре, то… да сё, а в какой бутыли не сказал… Так все в речку и вылили…
— И что ж теперь? — прошептал Травкин.
— Что?!.. Теперь всех уволят, наверное, вот чего! С утра — ни одной поклевочки!
Иван Сергеевич сгорбился, вжал голову в плечи и зашагал через мостик. Перейдя его, он спустился к воде, присел на корточки и поставил банку с рыбками в осоку.
Легкий дождь все еще шуршал по листве. Тихо, задумчиво текла река, еще сонная и прозрачная.
Иван Сергеевич осторожно сунул руку в банку, поймал рыбку, опустил руку с рыбкой в реку и медленно разжал пальцы. Рыбка юрко скользнула в глубину. Иван Сергеевич тем же образом выпустил остальных рыбок. Он не торопился.
Тучки просветлели, в промытую листву деревьев ударил низкий и ясный солнечный луч. Солнце засверкало на каждой травинке и на каждом листке.
Иван Сергеевич взял чемодан и пошел к дому.
Из дыры в заборе вылез черный кот, потянулся и, брезгливо поджав лапы, побежал через улицу. Травкин поддал ходу, махнул рукой. И кот вдруг послушно остановился, как бы пропуская Ивана Сергеевича вперед себя. Все это несколько прибавило ему бодрости, решительными шагами, помахивая чемоданчиком, Травкин направился к дверям своего дома и скрылся за ними.