— Сударыня, — сказал Бенжамен, — от этой болезни лекарств пока нет. Свежий воздух, воздержание — вот его лучшие лекарства.
— В таком случае я не плачу вам ни копейки! — вскричала старуха.
— Как угодно.
Загромыхала винтовая лестница, и старуха Каландадзе со своим сыном сбежали на улицу.
— Шарлатан! — ругалась старуха. — Неуч!
— Это вы о ком, сударыня? — В окне показалась Софико, сестра Бенжамена.
— А вот об этом фигляре. — Старуха показала на мансарду. — Три часа мучил ребенка, а потом сказал: иди, гуляй, дыши свежим воздухом. И еще хочет, чтобы ему за это платили деньги! Аферист! Пойдем! — Она схватила сына за руку. Но тут раздался голос Варлаама:
— Мама, хочешь я его стукну? — спросил он Софико.
— Варлаам, нельзя бить маленьких, — пожурила она сына и, повернувшись к Коке, ласково сказала:
— Деточка, агу, ути, ути…
— Кока, что ты стоишь? — вскричала старуха. — Разве ты не видишь, как оскорбляют твою мать! Пойди скажи что-нибудь этой интриганке.
— Оставьте меня! Оставьте меня! — заревел Кока и, тяжело дыша, побежал по улице.
Софико, низко склонясь над котлом на кухне, очищала курицу.
Ее муж Лука, рядом за дверью, высунув язык, старательно переписывал казенные бумаги.
— Вот так вот, сударыня, — бормотала Софико, с остервенением выдергивая перья из тощей жилистой птицы. — Занимайтесь гимнастикой! А мы — принципиальные! Мы будем сидеть на шее у сестры… Она дура… Она верит, что скоро будет эпидемия… Она этой вороной накормит сто человек!
— Что ты сказала? — Лука оторвался от бумаг.
— Я сказала, что если так будет продолжаться, я уйду в монастырь, а вы пропадите пропадом!!! — заорала Софико.
— Хорошо, хорошо… — Лука снова уткнулся в свои бумаги.
По внутренней лестнице, стараясь не шуметь, сбежали Бенжамен и адвокат Додо.
— Бенжамен! — окликнула его Софико. — Опять пьянствовать? — строго спросила она адвоката, вытирая руки о фартук.
— Что вы! Что вы! — ужаснулся Додо. — Мы идем на чай.
— На какой еще чай?
— В заведение Святой Елены. Там сегодня чай с благотворительными целями.
Софико недоверчиво посмотрела на адвоката.
— Клянусь честью! — Додо приложил руку к сердцу.
— В этом заведении соберутся все девушки из хороших семейств. Обрати внимание на дочь Левана…
— Начинается… — пробормотал Бенжамен.
— Да, начинается. Обрати внимание на Мери. Лучшей партии тебе в нашем городе не найти. Я говорила с Леваном, он согласен…
— Обратим, обязательно обратим, — пообещал Додо.
— А ты помолчи. Что это у тебя такое? — Софико вытащила из-под мышки адвоката сверток голубой материи и развернула его. Это была хоругвь с изображением на ней Св. Георгия Победоносца.
— Для чего тебе эта святая вещь? — строго спросила Софико.
Додо смутился.
— В память о выигранном процессе…
— Незачем она тебе… — Софико бросила хоругвь на кровать, достала из комода черную коробочку и протянула ее Бенжамену. — На, возьми с собой.
— Что это?
— «Флирт». Игра для любви. Лука знает, мы с ним играли.
Лука грустно посмотрел в окно на четверых ползающих в пыли детей.
— Лука, одевайся, ты пойдешь с ними, проследишь… Так вот… После чая ты, Бенжамен, раздаешь эти карточки молодежи. Сам берешь вот эту. Запомни — вот эту… Я ее пометила крестиком. И посылаешь ее Мери… Что здесь?.. «Три грации считались в древнем мире. Родились вы — и стало их четыре». Ну, а она? Она, наверное, пришлет вот эту. Что здесь?.. «Счастливый юноша, ты всем меня пленил!»
Лука посмотрел на жену, и оба они смутились.
— Дай мне немножко, мама, — попросил Валаам, не выдержав такой легкой победы дяди над прекрасной Мери, и тут же получил оплеуху от мамы.
Друзья бодро подошли к винному погребку под названием «Не покидай меня, голубчик мой!».
— У тебя сколько денег? — спросил адвокат Луку.
— Семь копеек… Но это она мне дала на чернила.
— Секундочку. — Додо скрылся в черном проеме погребка.
Напротив, под вывеской «Нафталин» сидел на пороге лавочки тучный Даниил и лениво колол грецкие орехи.
В тени под акацией смиренная монашенка, приподняв пальчиками черное платье, крутила ногой в холодной струе родника.
— Простудишься, сестрица во Христе, — улыбнулся ей Бенжамен.
Монашка испуганно опустила платье и засеменила вниз по тротуару.
Из духана пулей выскочил взволнованный Додо.
— Хам, невоспитанный хам! — проворчал он.