— Вечером наш тренер подвезет, — нашелся Трошкин.
На втором этаже в маленьком холле скучал перед телевизором командировочный. Когда мимо прошагали наши спортсмены, он обрадованно подхватил и спросил:
— Вы из какого общества, ребята?
— «Трудовые резервы», — ответил Трошкин.
— А «Динамо» бежит?
— Все бегут, — пробурчал Хмырь.
Команда подошла к двери. Косой присел на корточки, заглянул в замочную скважину, потом привалился спиной к правому косяку, а в левый уперся ногой и сильно потянул дверь на себя. Хмырь толкнул дверь, и она распахнулась.
— Ключ же есть! — возмутился Трошкин.
— Привычка, — сказал Хмырь.
Обессиленные «марафонцы» рухнули на кровати.
— Жрать охота, — простонал Косой.
— Очень охота, — поддержал Али-Баба, — а в тюрьме ужин сейчас… макароны…
— Вот что, — приказал Трошкин, — отсюда ни шагу, понятно? Я сейчас вернусь! — он вышел в коридор.
— Товарищ, — робко попросил он командировочного, — вы не могли бы мне на несколько минут одолжить какие-нибудь брюки, а то наши вещи еще не подвезли…
— Может, козла забьем? — оживился командировочный, вставая.
— Потом, — пообещал Трошкин.
На улице Трошкин вошел в телефонную будку, снял трубку и набрал «02».
— Милиция, — отозвались с другого конца.
— Можно лейтенанта Славина?
— У нас такого нет.
— Как нет?
— Так. Нет и не было.
— Я Доцент! — закричал Трошкин.
— Поздравляем!
— И вас не предупредили?
— О чем?
Евгений Иванович посмотрел на бестолковую телефонную трубку и положил ее на рычаг. Медленно вышел из телефонной будки.
— А какой это город? — спросил он у пионера.
— Новокасимовск, — сказал пионер, с восхищением разглядывая татуированного босого дядю в узких джинсах.
— А Алибакан далеко?
— Тридцать километров.
Трошкин задумался, глядя на проходившую мимо группу детей из детсада.
Детсад в Новокасимовске был такой же, как в Москве, — двухэтажный, белый, штукатуренный.
Трошкин пригладил набок челку и вошел в подъезд.
За письменным столом сидела заведующая детсадом и писала. Раздался скрип двери, и она подняла голову.
— Здравствуйте! — вежливо поздоровался Трошкин, войдя в кабинет.
— Здравствуйте, здравствуйте… — отозвалась заведующая, глядя на робкого посетителя, — садитесь.
— С вашего разрешения, я постою. — Трошкин хотел скомпенсировать свою внешность хорошими манерами. — Понимаете, в чем дело, — начал Трошкин, — я из Москвы. Ваш коллега. Заведую восемьдесят третьим детсадом.
Она понимающе покивала.
— Нас четверо, — продолжал Трошкин.
— И все заведующие?
— Вроде… — смутился он.
— Ну-ну…
— И вот, понимаете… в цистерне, где мы ехали, случайно оказался цемент, и наша верхняя одежда пришла в негодность…
— Бывает, — сказала заведующая.
— Мне очень неловко… — У Трошкина от унижения выступили пятна на лице. — Не могли бы вы мне одолжить на два дня девятнадцать рублей сорок копеек?
— А хватит на четверых-то? — весело спросила заведующая.
— Хватит! — серьезно сказал Трошкин. — Я подсчитал.
Заведующая встала и взяла Трошкина за руку.
— Пошли, — сказала она и повела его за собой.
Они вышли из детского сада к одноэтажному кирпичному зданию с забитыми окнами.
— Видите, вон навес? — показала она. Трошкин кивнул.
Заведующая отворила дверь, и они оказались в небольшой комнате, совершенно пустой, если не считать старой тумбочки.
— Здесь у нас будет игротека, — сказала она, — а вот здесь, — она отворила дверь в смежную комнату, — здесь у нас будет спортзал.
Где будет спортзал, Трошкин не увидел: комната до потолка была забита ржавыми радиаторами парового отопления.
— Так что вы с вашими заведующими очистите эту комнату от радиаторов. Выносить удобнее с той стороны здания, там тоже дверь, сложите их под навесом, я вам за это плачу двадцать рублей. Идет?
Трошкин задумался, глядя на бесконечные радиаторы.
— Идет, — сказал он, — только знаете что: работать мы будем ночью, — он подошел к тумбочке, — положите ваши двадцать рублей вот сюда, в ящик. А на дверь повесьте замок, — он показал на другой конец здания. — Когда все вынесем, эта дверь освободится. Мы войдем и заберем нашу зарплату.
Заведующая помолчала.
— Хорошо, — наконец сказала она, — только учтите, майн либер коллега: замок будет крепкий!
Командировочный сидел по одну сторону стола, а Хмырь по другую. Между ними лежала шахматная доска, играющие сосредоточенно глядели на поле битвы.