— Благодарствуем. Времени у нас в обрез, — ответил за всех невысокий квадратный бородач в кожухе, подпоясанном оборами. Он стянул с головы рыжеватую ушанку, вынул из-под подкладки сложенные вчетверо бумаги, протянул Гуреевичу. — Народ просил доставить. — И вздохнул: — Ай, людоньки, людоньки, чтой-то творится…
Гуреевич развернул бумаги. Три листа были заполнены с двух сторон подписями, на четвертом прочел:
«Дорогие товарищи, храбрые народные мстители! Черные тучи собрались над нашим Полесским краем и всей Советской страной, свалилась на головы несказанно страшная беда, топчут и поганят нашу святую землю, красавицу Беларусь изуверы, каких не знали от века. Хотят они снова надеть на нас ярмо, превратить в бессловесных, покорных рабов, истребить вместе с корнем. Уже не сосчитать, сколько зверски убитых советских людей, сожженных сел и порушенных городов. Не щадят палачи ни женщин, ни стариков, ни детей, убивают и грабят, заставляют обливаться горючими, кровавыми слезами. Не будет нам утешения, а детям радости, пока будут захватчики на нашей земле.
Отцы и мужья! Дорогие сыны! Братья и сестры! Вы единственные наши заступники. Мстите за нас, бейте врага, чтобы быстрей наступил час избавленья. Мы всегда и везде, на каждом шагу будем вам помогать всем, чем сможем. Нужно будет продовольствие — соберем и дадим продовольствие. Нужна станет одежда — дадим одежду. Призовете — и сами возьмем в руки оружие, будем биться за Советскую Родину до последнего дыхания.
Кровь за кровь, смерть за смерть!
Скрепляем своими подписями от имени населения сел и хуторов Полесья.
Гуреевич, читая этот наказ, светлел лицом. Он передал обращение Давляту и заговорил с ходоками.
— Как нашли к нам дорогу? — спросил он.
— Своих мы чуем и за сто верст, — рассмеялся квадратный бородач в кожухе и ушанке.
Оживились и его спутники, до этого стоявшие сурово и скорбно. На их каменных лицах заиграла улыбка.
— А немец вас не учуял?
— Ни-и, обвели мы его. Все сделали шито-крыто. Мешки с продовольствием перетаскали в лес ночью, а скотину увели с пастьбы. Выгоняем по утрам, у кого осталась, на опушку, немец привык. «Гут, гут!» — говорит: нагуливайте, мол, потом заберу. Ну и мы: «Гут, гут!» — то есть, значит, на-кась выкуси, не вся для тебя.
— Ловкая тактика! — засмеялся Давлят.
— Иначе нельзя, товарищ командир. Коли припрет нужда, говорят, то и на одной ноге поскачешь пуще ветра.
Гуреевич выразил благодарность за заботу и сказал, что народный наказ станет делом чести каждого партизана.
— Кто примет продукты и скот? — спросил бородач.
Давлят и Гуреевич переглянулись.
— Егоров, — сказал Гуреевич.
— Наш новый начальник тыла, — улыбнулся Давлят.
Пока старшина Василий Егоров принимал, командир и комиссар угощали ходоков скромным партизанским обедом. Спиртного в отряде не водилось, поэтому Гуреевич налил в бутылку холодный чай из сушеных яблоневых листьев и выставил на стол.
— Не обессудьте, товарищи, — шутливо сказал он, — опоздали в гастроном, закрылся уже. Но это слаще горилки…
Бородач, так и сидевший в кожухе, лукаво ухмыльнулся, сунул руку за пазуху и извлек солдатскую флягу.
— Хорошо, что мы побывали в том гастрономе раньше.
Все засмеялись. Гуреевич, начавший было разливать чай по жестяным кружкам, слегка покраснел.
— Спасибо, дорогие гости, выручили и этим, — сказал Давлят. Глянув на Гуреевича, который выплеснул из кружки чай, он прибавил: — Ведь должен же комиссар подавать пример в любом деле, а?
— Подам, — ответил Гуреевич и, открыв фляжку, поднес к носу. — Ого, настоящий первач, дзядзя Талас!
— Сам гнал, — сказал бородач. — Где же теперь найти магазинную?
— Всю фашист окаянный захапал, — подал голос седой старик с красным безволосым лицом. — У нас на хуторе потеха была, передрались германцы, не простые — офицеры, из-за водки-вина в магазине, не смогли поделить. Жандармерия их разнимала, кто-то вызвал…
— А наше село аккурат близ аэродрома, так там, сказывали, враз пятеро солдат окочурились — нахлебались этого… дёронатурату, — сообщил третий ходок, такой длинный, что даже высокий Гуреевич был ему по плечо.
«Дёронатурат», — мысленно повторил Давлят, сдерживая улыбку. Слово понравилось, он решил запомнить его.
Но почему вдруг помрачнел Микола Гуреевич? Давлят уставился на него встревоженным взглядом.