— Фашистам служите!
— Слепо идти — в яму угодить, — сказал Миронюк. — Надо думать о завтрашнем дне.
— А потому, Наталья Максимовна, кроме как покориться, другого выхода нет, — сказала Алена.
— Кто сказал «нет»? — сдержанно улыбнулась Агния Астафьевна.
Эта улыбка снова подстегнула Наталью.
— Ваш выход — заставить нас служить фашистам, — сказала она.
— Приходится, дочка, — пожал плечами Миронюк. — На каждое хотенье нужно терпенье… Подожди! — властно остановил он Наталью. — Умей слушать. Секрета не выдам, если скажу, что нынче у каждого должны быть своя совесть, свой долг и обязанность. Поступай, как велит совесть, но не лезь поперек батьки в пекло, подчиняйся тому, что требуется.
— Кем требуется? — все-таки вставила Наталья, а Алена прибавила:
— Лгать, что ли, надо, изворачиваться? Чтобы спасти свою шкуру, говорить, будто отец был против советской власти и погиб как враг народа, а мы с ней, — дернула Алена подбородок в сторону матери, — высланы из Минска?
— Алена! — выдохнула Агния Астафьевна. — Дочка…
— Не хочу лжи, подлости не хочу! — крикнула Алена задрожавшим от слез голосом.
В комнате стало так тихо, что услышали, как потрескивает в ровно горевшей лампе фитиль. Где-то в соседском хлеву заголосил петух, сонно тявкнула собака. Окна были плотно завешены черным.
— Сидеть, значит, сложа руки, за запорами? — наконец проговорил Миронюк.
— Н-нет, — обескураженно, не сознавая еще, но смутно догадываясь, сказала Наталья, — убивать… уничтожать гадов, не давать житья…
Миронюк, усмехнувшись в бороду, пробарабанил пальцами по крышке стола («Ну совсем как отец!») и сказал:
— Без поленьев, на одних лучинках, и костер не горит. Вот в чем корень, хотите — понимайте, хотите — нет…
Наталья и Алена, не зная, что ответить, опустили головы. Миронюк перевел взор на Агнию Астафьевну.
— Вижу, что ваша дочь и жена советского офицера не могут стать нам помощниками. Пусть уходят в лес.
— А я… я останусь в доме одна? — тихо вымолвила Агния Астафьевна.
— Ничего, сестренка, лес не без хозяина, река не без рыбы. Мы-то рядом, вместе всегда. А с них больше пользы Якиму. Авось там разберут, что к чему, — сказал Миронюк.
— Ну, а немцы разве не спросят, куда они бесследно исчезли?
— Почему бесследно? Будут делать все как положено, время от времени возвращаться. Это вменим им в обязанность.
Наталья верила и не верила. С острой тревогой, боясь, что ошибается в своей догадке и может утратить вспыхнувшую в душе надежду, она спросила:
— А мы не помешаем… вашим делам? Не пугает, что будем далеко от вас, выйдем из-под контроля?
Миронюк нахмурился.
— Знаете, почтенная сударыня, далеко вы будете или близко, теперь все одно свою судьбу и особенно судьбу ребенка от нашей не отделите.
Наталья вспыхнула под его колючим, жестким взглядом. Придавил ее этот взгляд своей тяжестью, заставил опустить глаза. Алена шепнула:
— Хватит спорить, уйдем в лес…
— Кто знает, что ждет там? — громко сказала Наталья, не поднимая, однако, головы.
— Ясно, что не песни-радости, — грузно встал из-за стола Миронюк. — Радостей нам с вами в ближние времена не дождаться… Пусть к вечеру будут готовы, — обратился он к Агнии Астафьевне, — пришлю проводника. Приготовьте все нужное. — И, сдерживая зевоту, неожиданно виновато-добродушным тоном закончил: — А поспать хоть малость положено. Петухи вон горланят…
Проводник, высокий жилистый старик, появился в сумерках и повел Наталью и Алену с вещами за плечами и Султаном на руках в глухую чащобу, к лесничему деду Якиму. Село покинули огородами, прошли по глубокому буераку к стерне, тихо шелестевшей под ногами, и вышли на узенькую, хорошо утоптанную тропинку, которая сперва извивалась по пригоркам и ложбинам, а потом в зарослях кустов и деревьев, чем дальше, тем все более густых.
К леснику пришли почти в полночь. Он встретил их в стороне от своего домика, на лужайке, облитой лунным светом, возле шалаша из ветвей с увядшими листьями.
— До зари будете в шалаше, — негромко сказал лесник. — Не стану тревожить больных.
Он показался огромным, здоровым и был в соломенной шляпе с широкими полями, в овчинной безрукавке и в лаптях. На спине висело двуствольное охотничье ружье.
— Каких больных? — удивилась Наталья.
— Раненых, — сказал лесник.
— Каких раненых? — изумилась и Алена. — Откуда тут раненые?
Лесник недоуменно взглянул на проводника.