Эсэсовец сощурился и после недолгого молчания сказал:
— Хорошо, Кот…
Того, что случилось на следующий день, никогда прежде в деревне Березовичи не видели глазами и не слышали ушами.
Фашистские солдаты согнали на площадь всех оставшихся жителей села и прилегающих хуторов в радиусе до пяти километров. Свежий ветер с озера раскачивал веревочные петли, свисавшие с крепких лап могучих сосен. Под каждой сосной стоял табурет или снарядный ящик. Люди, догадавшись, в чем дело, окаменели.
В окружении офицеров появился эсэсовец. Кот встретил его низким поклоном. Со вчерашнего дня он успел раздобыть новенький костюм, сбрил бороду, подстригся. В руках у него была плеть.
— Можно начинать, — сказал эсэсовец, ответив на его поклон усмешкой.
Полицаи и немцы вывели группу обреченных. Руки у всех были связаны за спиной, некоторые стояли в одном белье, некоторые босыми. Среди них и бывший староста Савченко, лицо его искажено страхом.
Напрягая голосовые связки, срываясь со свистящей скороговорки на визг, Кот объявил, что он, как новый староста села Березовичи и окружных хуторов, а также в качестве заместителя командира «отряда возмездия», от имени и по поручению германского командования (поклон в сторону эсэсовца) ставит в известность, что эти люди (кивок в сторону обреченных) будут повешены за пособничество партизанам-бандитам, укрывательство шпионов-диверсантов и прочие действия, направленные против германских вооруженных сил.
Толпа тяжело молчала. Кот ощупал ее злым взглядом и сказал, что вместе с пособниками партизан будет повешен и бывший староста Савченко, который плохо относился к своим обязанностям и тем самым способствовал нарушению установленного порядка. Пусть все знают, прибавил Кот, что германское командование (поклон в сторону эсэсовца) не будет снисходительно относиться к людям, плохо исполняющим свои обязанности, безвольным трусам. Этого требуют высшие интересы великой Германии.
— Повесить! — взмахнул Кот плетью.
Двое полицаев схватили Савченко, он истошно закричал, забился в сильных руках. Его ударили по голове.
— Пустите ради господа бога!.. Поимейте жалость, не убивайте!.. — вопил он хриплым голосом, упираясь и норовя упасть к ногам волочивших его полицаев.
Они снова ударили его по голове, он обмяк. Через несколько минут с ним было покончено.
Остальные обреченные, в большинстве пожилые женщины и старые мужчины, шагнули к виселицам сами. Какая-то старушка из толпы вздохнула:
— Господи Исусе… — и этот вздох как бы вывел толпу из немого оцепенения: она заволновалась, закричала и запричитала.
Немцы вскинули автоматы и винтовки, готовые полоснуть свинцом. Кот подскочил к седому старику, стоявшему в первом ряду толпы, и ударил его плетью по лицу.
— Назад!! — визжал он, грязно ругаясь. — Назад!..
А в ответ ему неслось:
— Накажи тебя бог!
— Душегуб!
— Проклятые!
— Всех не перевешаете!..
Палачи торопливо накидывали петли жертвам на шею, выбивали из-под их ног табуреты и снарядные ящики.
Обреченные молча принимали смерть. Лишь один из них, дед Петрусь, глянул на сельчан и сказал:
— В светлый день победы помяните и нас, земляки!..
Утром следующего дня деревня казалась вымершей. Никто не выходил на улицу. Немцев, кроме зябнувших от сырости часовых, тоже не было видно. Клубились в небе черные тучи, носились над площадью торжествующие черные вороны.
Эсэсовец укатил сразу после расправы. На прощанье сказал коменданту:
— Акция прошла успешно. Урок славянским свиньям преподали хороший, теперь можете спать поспокойнее.
Но утром коменданта разбудили. Весть оказалась настолько потрясающей, что он долго хлопал белесыми глазами, а потом столь же долго натягивал на себя трясущимися руками штаны и сапоги. Когда он наконец-то примчался в сопровождении солдат на площадь и увидел происшедшее своими глазами, он застыл с отвисшей челюстью. Из тринадцати вчерашних виселиц остались только две — на одной раскачивался бывший староста Савченко, а на другой теперь тоже бывший староста Кот.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Красивая, многоцветно-золотая полесская осень подходила к концу. Дни становились все более короткими и холодными. По утрам стоячие лужи, озерца и болота бывали скованы ледком, изо рта шел пар. Не стало слышно веселых певчих птиц, им на смену явились деловитые снегири и черные жирные вороны. Тревожно гудели в ожидании первого снега верхушки деревьев.